Онлайн книга «Фермуар последней фрейлины»
|
— Настя! — Евдокия Михайловна, как многие пожилые люди, говорила по телефону преувеличенно громко. — Понимаешь, приходил ко мне один человек, интересовался твоей бабушкой. — Какой человек? — Настя прижала телефон к уху. — Представился корреспондентом газеты, сказал, что пишет о ней статью! Но, понимаешь, как-то он мне не понравился, скользкий какой-то, опасный… — Нахамил вам, что ли? — Да нет, тут серьезнее и как-то непонятно. По телефону долго рассказывать. Ты сегодня в театре будешь? Я тоже приду, поговорим. Настя хотела сказать, что в театр сегодня не пойдет, вообще никуда не пойдет, ей нужно себя привести если не в порядок, то хоть в относительно приличный вид, чтобы люди не пугались. Но Евдокия Михайловна, как будто услышав ее мысли, повторила: — Девочка моя, приходи обязательно, нам срочно нужно поговорить, это серьезно. И никого не пускай в квартиру, когда одна. Я через два часа буду ждать тебя в костюмерной, там нам никто не помешает. — Хорошо, я приду, — вздохнула Настя. «Холодную примочку на нос, — подумала она, глядя на себя в зеркало с отвращением, — а на глаза компрессы из отвара ромашки. Накраситься посильнее… Да нет, не поможет». Настя, как обычно, вошла в театр со служебного входа. Сразу за дверью сидела вахтерша Сима. Полное имя вахтерши было Семирамида, таким именем ее наградили родители, обладавшие богатым воображением, но своего роскошного имени она стеснялась и отзывалась на простецкую Симу. Обычно Сима вязала на посту какие-то пинетки или носочки для своих многочисленных внуков, но на этот раз вязания у нее в руках не было, а был большой мятый клетчатый платок, в который она шумно сморкалась. И глаза у Симы были красные, как у мартовского кролика. — Что случилось, Сима? — сочувственно спросила Настя. Но вахтерша ей не ответила, она только трагически взмахнула рукой, уткнулась лицом в платок и разразилась бурными рыданиями. «Насмотрелась в театре трагедий! — подумала Настя. — Лучше бы вязала!» Она прошла мимо рыдающей вахтерши и повернула в полутемный коридор, который вел к костюмерному цеху. Тут навстречу ей попалась Люся Коровкина, ассистент осветителя. Люся шмыгала носом, и глаза у нее тоже были красные. Настя хотела спросить у нее, что стряслось в театре, но Люся, завидев ее, метнулась в сторону и скрылась в темном ответвлении коридора. Настя пожала плечами и пошла дальше. И тут она увидела театрального пожарного дядю Ваню Свиридова. Слава богу, он не шмыгал носом, и глаза у него были обычного цвета — цвета практичной шаровой краски. Да и то сказать — плачущий пожарный — это фантастика, причем совершенно ненаучная. — Дядя Ваня! — обратилась к нему Настя. — Что у нас стряслось? Что-то все, кого не встречу, рыдают… — Так жалко ж ее! — вздохнул пожарник. — Столько лет уж тут… привыкли ж! И он взглянул на Настю с каким-то преувеличенным сочувствием. Что тоже не очень характерно для пожарных. Не потому, что они более черствые и бессердечные, чем прочие люди, а потому, что они навидались всякого. — Кого жалко? — переспросила Настя. — К кому привыкли? Кто сколько лет? — Так знакомая ж твоя… — протянул пожарный неуверенно, — тетя Дуся… — Что? Что такое с тетей Дусей? — испуганно вскрикнула Настя. Дядя Ваня воровато оглянулся, высматривая пути отхода, но отступать ему было некуда, сзади была глухая стена. — Да в чем дело? — повторяла Настя, надвигаясь на пожарного и приготовившись уже схватить его за лацканы пиджака и трясти, пока не объяснит толком. — Скажет мне уже кто-нибудь, что с ней случилось? — Упала, должно быть… — лепетал пожарный, уклоняясь от Настиных рук. — Споткнулась, должно быть… — Споткнулась? Упала? Шейку бедра сломала, что ли? — Настя вспомнила главный тети Дусин страх — перелом шейки бедра. — Если б, — вздохнул пожарник. — Если б шейку бедра, это бы полбеды. Так она свою шейку сломала, в общем, насмерть… Настя охнула. Она поняла, почему плакали все встреченные ею женщины. В театре тетю Дусю любили как родную. Она работала здесь дольше всех, собственно, она работала здесь всегда, она казалась такой же необходимой и обязательной частью театра, как кариатиды перед входом. Когда тетя Дуся по причине ухудшения зрения не смогла больше работать костюмером и ушла на пенсию — она не смогла покинуть родной театр, и приходила сюда почти каждый день — поговорить с бывшими коллегами, посмотреть, как подвигается работа над новой постановкой, заглянуть на репетицию. Ее все любили… Настя почувствовала, как глаза наполняются слезами. Но постаралась сдержаться, не зареветь, как последняя дура. — Где она? — спросила, с трудом справившись со своим дрожащим голосом. — Так возле реквизитной же… — отозвался пожарный, опасливо глядя на нее. Как всякий мужчина, он боялся женских слез и не знал — заплачет Настя или воздержится. — Она ж как там упала, так и лежит… — продолжал он, с облегчением увидев, что Настя держится. — Вероника Павловна ж велела не трогать. На всякий случай. Оно, конечно, ясно ж, что несчастный случай, но все же ж велела не трогать, пока полиция не поглядит, как там да что… такой же порядок… — Возле реквизитной? — удивленно переспросила Настя. — А что она там делала? Реквизитная — последнее место, где могла оказаться тетя Дуся. С Трофимовым, театральным реквизитором, она не ладила. То есть с ним никто в театре не ладил, такой уж скверный был у него характер. А сама комната с реквизитом находилась в самом дальнем углу театра, куда почти никто не заглядывал. — Так случайно ж, наверное, зашла. Она ж плохо видела — вот и ошиблась, наверное… Настя хотела возразить пожарному, хотела сказать, что, как бы плохо ни видела тетя Дуся — она знала театр как свои пять пальцев, знала лучше любого актера, лучше самого пожарного. Хотела — но не стала, потому что подумала о другом. А именно о том, что тетя Дуся только сегодня позвонила ей и попросила встретиться в театре. Она хотела поговорить о чем-то важном. И была очень взволнована… О чем она хотела поговорить? — Так, говорите, возле реквизитной? — еще раз уточнила Настя. — Ну да, возле реквизитной! — энергично кивнул пожарный. — Так я же ж пойду… мне ж огнетушители поверять нужно… — и он исчез в полутьме театральных коридоров. А Настя отправилась к реквизитной. Она прошла мимо репетиционного зала, поднялась по узкой деревянной лесенке, выходившей на балкончик, наподобие капитанского мостика возвышавшийся над площадкой, где перед прогоном расстилали декорации. С этого мостика художник вместе с режиссером смотрел на декорации перед тем, как вынести их на сцену, проверял, как они будут выглядеть из зала. |