Книга Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд, страница 113 – Владимир Голяховский

Четырехмоторный реактивный «Боинг-707», новинка американской авиации, приземлился в аэропорту «Шереметьево-1» и подрулил к двухэтажному зданию старого аэровокзала. На борту «Боинга» красовались большие синие буквы КLМ («Королевские нидерландские авиалинии»). В начале 1960-х были налажены регулярные рейсы в Советский Союз самолетов западных авиакомпаний. Людям это казалось чудом — никогда эти «заморские птицы» не летали в небе России.

Мария и Павел стояли на балконе второго этажа и наблюдали, как красивая махина важно подруливает к зданию. К самолету подали трап, и по нему стали спускаться пассажиры. Мария всматривалась, стараясь узнать свою двоюродную сестру Берту.

Визиты иностранных родственников в СССР разрешили совсем недавно, люди могли приехать повидаться с родными, это было большой радостью для тысяч советских граждан. До сих пор родственники за границей считались позорным пятном на биографии и чуть ли не преступлением, любые связи с ними вызывали подозрения госбезопасности. Люди скрывали наличие таких связей, предпочитая ничего не знать о родственниках, чтобы не попасть под подозрение. Даже просто встречи с редкими иностранными туристами были опасны. Железный занавес, отделявший советскую страну от остального мира, был и в самом деле сделан на славу.

У евреев родственников за границей было больше, чем у других советских людей. Почти миллион евреев эмигрировали из России на рубеже XIX–XX веков, спасаясь от погромов и в поисках лучшей жизни. В России они оставили родных. И вот наконец через десять лет после смерти Сталина разрешили визиты так долго скрываемых родственников. За ними тщательно следили, были введены строгие ограничения: приезжать только в разрешенные для иностранцев города, жить только в гостиницах и навещать своих родных у них дома.

Мария неожиданно получила открытку из Бельгии от двоюродной сестры Берты Леви. Берта писала, что хочет приехать, и мягко намекала, что не знает, живет ли сейчас кто из родных в Москве. Мария обрадовалась, разволновалась и, хотя осторожность и страх в ней все-таки оставались, сразу написала, чтобы Берта приезжала.

Они росли вместе, были ближайшими друзьями в детстве, но расстались в 1918 году, когда родители Берты убежали от революции и разрухи. Только через тридцать лет, в 1948 году, им удалось увидеть друг друга на короткое мгновение — Берта приезжала с группой первых иностранных туристов. Но тогда встречи с родственниками были категорически запрещены. Если бы их выследили, Марию могли снять с работы, арестовать и даже выслать. Они сумели встретиться на концерте в Большом зале консерватории, в антракте. Встреча напоминала сцену из трагедии — радость, смешанная со страхом ^[99].

С тех пор прошло четырнадцать лет, и Мария надеялась впервые по-настоящему повидать Берту. Обеим было уже за шестьдесят, и Марии эта встреча казалась последней радостью в жизни. А Павел радовался счастью жены.

Когда все пассажиры вышли из самолета, Мария с Павлом спустились с балкона в зал и встали за стеклянной стеной, отделявшей встречавших от прилетевших. Мария наконец разглядела Берту. Та стояла у стола таможенного досмотра, два ее чемодана были раскрыты, в них, уткнувшись носами, возились таможенники, тщательно перебирая вещи, выискивая «недозволенное», особенно книги. Таможенница изучала содержимое сумочки. Она достала пудреницу, раскрыла ее и на всякий случай дунула внутрь — облако пудры поднялось прямо ей в лицо. Сцена была смешная, и Мария с Павлом приглушенно засмеялись, не забывая осторожно оглядываться.

Как только Берта вышла из дверей, ища глазами Марию, к ней сразу приблизилась молодая женщина:

— Я представительница «Интуриста», буду вам помогать во всем. Вас ожидает машина.

Берта натянуто улыбнулась и настороженно оглянулась вокруг. В это время к ней подбежала Мария, а за ней шли Павел и другие встречавшие. Сестры обнялись и заплакали. Сцена была трогательная, у всех на глаза навернулись слезы.

Мария стала знакомить Берту с Павлом и остальными. Павел попросил представительницу «Интуриста»:

— Можно сестра жены поедет в машине с нами? Они ведь не виделись с восемнадцатого года.

Представительница говорила намеками:

— Я понимаю, я ведь тоже люблю фаршированную рыбу… — Это надо было, по-видимому, интерпретировать как лояльность к евреям. — Мадам может ехать с вами, но привезти ее надо в гостиницу «Националь». Я буду следовать за вами на интуристской машине.

* * *

В тесном и бедно обставленном номере старой гостиницы сестры уселись, держась за руки, и не могли оторвать друг от друга глаз. Павел сидел в стороне, с улыбкой смотрел на них. Он вспоминал, как когда-то давным-давно, еще до их женитьбы, Мария рассказала ему о самой близкой подруге детства, двоюродной сестре Берте, и как она скучала по ней…

А Берта воскликнула:

— Боже, какое чудо, что мы снова вместе! Ведь прошло сорок четыре года, как я уехала.

Мария кивала головой и одновременно показывала рукой на потолок и стены, а палец другой руки прикладывала к губам, знаками показывая, что в гостинице для иностранцев и стены могут слышать, лучше говорить осторожно. Берта понимающе улыбнулась:

— О да, я знаю. — И спросила: — А где твоя дочка Лиля? Почему она не пришла с вами встречать меня?

— Лилечка сейчас в отъезде, я тебе потом все расскажу, — поспешила ответить Мария. Она не хотела в гостинице говорить про замужество Лили и упоминать Албанию.

Настоящие разговоры между ними происходили только в квартире, когда Берте удавалось освободиться от опекавшей ее сотрудницы «Интуриста». Выглядела Берта очень элегантно: седые волосы прекрасно причесаны, одежда модная и высокого качества, по-русски говорила с заметным акцентом, иногда подбирала слова.

Она была очень хорошо информирована о жизни в России и сразу сказала:

— Господа, у нас передают по телевидению и пишут в газетах обо всем, что происходит здесь. Так что мы многое знаем. Западные журналисты пишут о несвободной жизни, о бедности. Много пишут об антисемитизме, о тяжелом положении евреев.

Слова «господа», «господин» никогда не использовались в Советском Союзе и звучали для Марии с Павлом непривычно и странно.

Дома Мария первым делом рассказала сестре о судьбе дочери. Узнав, что Лиля живет в Албании, Берта расстроилась:

— Это же самая бедная страна в Европе, никто с ней не дружит, никто туда не ездит.

— Берточка, дорогая, мы ее отговаривали, но это любовь, она безумно любит своего мужа-албанца и пишет, что очень счастлива. Мы с Павликом скучаем и волнуемся за нее, но нам остается только надеяться, что ее счастье ничем не нарушится.

Берта покачала головой, но из вежливости не стала это обсуждать. Она сказала: