
Онлайн книга «Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд»
По настоянию Хрущева прокуратура приговорила их к смертной казни. Это никак не соответствовало принятой судебной практике, но Хрущев пригрозил генеральному прокурору Руденко: — Не думайте, что ваша должность пожизненна. И Руденко «подвел» их под расстрел. Теперь жена Пети Ордера пыталась спасти мужа, добиваясь за большие взятки приема у высоких начальников. * * * Моня, расстроенный арестом Пети Ордера и пораженный предложением раввина, пришел к Алеше, и тот впервые увидел друга подавленным и смущенным. — Алешка, я к тебе с великой просьбой. — Проиграл в преферанс? Сколько? — Нет, я не проигрываю. Но одного из моих картежных партеров арестовали за валютные дела. И ко мне приходили. Придется на время перестать играть. — Что-нибудь опасное для тебя? — Нет, я не замешан. Но другое дело вмешалось. Хочу просить тебя быть свидетелем на моей свадьбе. — Что?! Новая хохма? — Нет, это серьезно. — Серьезно? Если серьезно, то почему не рассказывал? — Не рассказывал, потому что сам не знал, — оправдывался Моня. — Чего ты не знал? — Не знал, что она забеременела. — Ах, вот как… Так кто она? — Ты ее знаешь. Лора Гуревич, докторша из пятидесятой, подруга Маргариты. — Лора? Что ж, Монька, сочувствую и поздравляю. Приятная дама. — Баба ничего, только попа толстовата, еврейская попа, недосмотрел. Алеша рассмеялся: — A длина бедра как? — Ну не такая, как у тех блядей, но подходящая. Понимаешь, бабы бывают двух типов: которые берут верхом — это красавицы — и которые берут низом — толстозадые. Мне досталась как раз такая. — Как же это произошло? — После той вечеринки у Маргариты, когда вы отвезли меня пьяного, Лора осталась со мной. Вот спьяну я и не рассмотрел, какая попа. Ну не бросать же мне ее с ребенком. Алеша даже разволновался: — Трудно представить себе Моню Генделя степенным женатым человеком. Моня усмехнулся: — Что ж, есть такая поговорка: всех блядей не пере…ешь, но к этому надо стремиться. Я долго стремился, хватит. Не мы бросаем пороки, а они оставляют нас. Теперь буду плодить и воспитывать детей. — Конечно, Монечка, кто же лучше тебя воспитает! — воскликнул Алеша, и оба расхохотались. — Так, значит, я тебе нужен как свидетель на свадьбе? — Полагается, по еврейской традиции. Понимаешь, в Малаховке хотят устроить мне еврейскую свадьбу, в синагоге. — Еврейскую? В синагоге? Интересно. Конечно, я буду свидетелем. Говорил я тебе, что ты герой, когда вошел в горящую синагогу? Так вот, войти в синагогу, чтоб жениться, — тоже нужна большая смелость. И опять оба расхохотались, Алеша вздохнул, добавил: — А я жениться боюсь. Маргарита раньше намекала, а теперь стала уговаривать: «Давай поженимся, давай поженимся, я тебя люблю». Что ты на это скажешь? — Она баба красивая. Но есть поговорка: кто добыл зверя, добыл и рога. Понимай, как знаешь. А насчет глубокой любви, так я всегда помню, что говорил Макар Чудра молодому Горькому: «Берегись девок! Лгут всегда! Люблю, говорит, больше всего на свете, а ну-ка, уколи ее булавкой, она разорвет тебе сердце!» — Вот и я так же думаю. — Тогда надо тебе с ней кончать, чтобы не мешать ей выйти за другого. Мне Лора по секрету сказала, что у нее есть какой-то бубновый король, хочет на ней жениться, а ты стоишь у него на пути. — Да? Я не знал. Бубновый король? Значит, не буду становиться у него на пути. * * * Малаховский раввин опасался нового поджога, и за несколько дней до свадьбы синагогу стали охранять евреи энтузиасты. К ним присоединился русский парень, шестнадцатилетний Миша Парфенов, который тушил пожар и помогал Моне. Раввин поблагодарил его: — Ты хороший мальчик, Миша, жалко, что не еврей. Миша тогда очень удивился, почему это жалко? На свадьбе в синагоге яблоку упасть было негде — толпились приятели Мони и соседи. Алеша и доктор Цалюк стояли в белых кипах неподалеку от жениха и невесты. За ними стояла Маргарита, подружка невесты, с белым кружевным платком на голове. Она загадочно улыбалась, посматривая на Алешу, и время от времени подмигивала ему. Алеша вяло улыбался в ответ, на подмигивания отвечал едва заметным отрицательным покачиванием головы. Он понимал, Маргарита хочет соблазнить его на совершение такого же шага — жениться. Но при всем увлечении жениться на ней он не собирался. Моня встал под хупу, мать ввела туда невесту в белом платье. Раввин увидел сильно выпирающий живот невесты, уставился на нее и дернул себя за бороду так, что голова мотнулась в сторону. Он поморщился от боли, но привычно закачался в молитве и продолжал свадебную службу. Снаружи синагоги стояла небольшая толпа малаховцев, всем хотелось посмотреть на такое чудо — еврейскую свадьбу, но не все попали внутрь. Они нетерпеливо расспрашивали стоявших у двери: — Уже начались обряды? — Да, оба стоят под хупой, и мать невесты обводит ее вокруг Мони. — А теперь что? — Теперь раввин дает им вино. — А теперь? — Моня надевает ей на палец кольцо. Целуются. Моня разбил каблуком стакан. — А что теперь? — Раввин говорит семь благословений. В толпе были не только евреи, несколько русских тоже наблюдали и тихо рассуждали между собой: — К чему это им задаваться и устраивать жидовские свадьбы? — Ты потише, а то они тебе надают по шее. Видишь, сколько их тут? — Вижу, их даже слишком много. И все у них не по-нашенски. Зачем, вообще, демонстрировать свое еврейство? В толпе зевак был и Миша Парфенов, сосед Мони. Как многие малаховские мальчишки, он с детства был почитателем Мони за то, что тот катал их на машине. Миша возразил: — А почему им не показывать свое еврейство? Евреи — такая же национальность, как грузины, армяне, таджики и все другие. У нас, говорят, все равны. — Все, да не все. Тебе что, евреи нравятся? — Нравятся. Так ведь к тому же русские тоже венчаются в церкви, тайно, по секрету. — Эх, сравнил! В русской-то церкви на венчании красивые песнопения поют. — И в еврейской синагоге тоже поют, певец кантором называется. — А все-таки чудно как-то. Зачем этот навес над женихом с невестой? Миша авторитетно оборвал: |