Книга Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки, страница 67 – Владимир Каржавин

— Бесполезно, там он уже не появится.

— Тогда что?

— Есть одна идея. Надежд мало, но попробуем.

— Какая?

— Снова наведаться в районную полицию. Тем более что вчера мы с её начальником познакомились.

— В полицию? Но зачем?

Балезину надоело сидеть. Он встал, прошёлся по кабинету и остановился напротив курящего Гладышева.

— А ты поставь себя на место Лоренца, пораскинь мозгами. Ночь, в машине двое убитых им людей и опасность, что за такси следует ещё машина, которая вот-вот подъедет, и из неё выскочат вооружённые люди, чтобы его, Лоренца, захватить. Я на его месте бросил бы всё как есть и скрылся во мраке ночи. Тем более что город он хорошо изучил. А он теряет время: выносит трупы убитых, садится за руль и даёт газу. А ведь машина — улика против него. Вывод?

Гладышев слушал, делая глубокие затяжки:

— Вывод простой. Он куда-то торопился. И для этого ему была нужна машина.

— Правильно, молодец! Вот и я хочу через полицию узнать, где нашли такси Ашота. Наверняка Лоренц, добравшись куда надо, в спешке бросит машину. Возможно, нам эта информация ничего не даст, а может… кто его знает… Ничего другого пока предложить не могу.

Весь в клубах табачного дыма Гладышев стоял и слушал.

— Интересная мысль, — согласился он. — Вот только есть одно сомнение: так тебе в полиции и сказали, где они нашли машину. Ты вчера заявил о её пропаже и об убитых в местное отделение?

— Да, в местное.

— А представь, что брошенное такси найдут в другом конце города — Тегеран большой, и найдут не завтра, а через неделю?

— Может быть и такое. Но в любом случае начальник местного отделения будет оповещён, ведь преступление совершено на его территории. А если в ближайшие сутки машина не будет найдена, попрошу начальника ускорить поиск.

Гладышев посмотрел на Алексея, не понимая, шутит он или всерьёз.

— И кем ты ему представишься?

— Я уже представился как сотрудник Среднеазиатской железной дороги.

— Очень убедительно… Вот если бы ты представился родственником шаха…

Балезин хитро улыбнулся:

— Зря иронизируешь. Мы с тобой русские люди, и у нас есть хорошая пословица: «За деньги и поп пляшет».

… Но деньги не потребовались. Начальник местного отделения полиции неплохо разбирался в международной обстановке, понимая, что будущее за странами антигитлеровской коалиции. Он, как и накануне, любезно принял представителя Советского Союза и сообщил, что машина, которая, по словам Балезина, ранее принадлежала его ведомству и была взята таксистом в аренду, уже найдена. Вот только место, где её нашли, повергло Алексея в шок. Такси Ашота обнаружили… за городом вблизи армянского кладбища.

* * *

В 1943 году Армянская апостольская церковь была единственной православной церковью в Тегеране. И церковь, и кладбище при ней являлись старинными — на этом кладбище хоронили ещё казаков, сопровождавших в 1829 году русскую миссию во главе с Грибоедовым.

Вечерело. Едва тронутые осенним золотом платаны отбрасывали длинные тени. Где-то рядом весело журчал родник.

— Вы меня искали?

Сидящий на лавочке Балезин повернул голову. Перед ним стоял священник и настороженно смотрел на него. На первый взгляд он был старше Алексея лет на десять: седые пряди, морщины на худом лице. Загорелый, он походил на иранца или армянина, но Балезин не сомневался, что перед ним русский человек.

— Да, искал.

— Отец Михаил, — представился священник. — С кем имею честь?

Балезин назвал себя и для убедительности показал удостоверение сотрудника представительства Среднеазиатской железной дороги. Отец Михаил надел очки, бегло глянул и вернул Алексею удостоверение.

— Редко в нашу обитель захаживают представители Советской России.

— Я у вас уже был.

— А я помню. Это было…

— … в тысяча девятьсот двадцать третьем году, двадцать лет назад.

— … да-да, вы заходили помолиться за упокой ваших близких.

Балезин с интересом рассматривал отца Михаила. Но лицо того ничего не выражало. Конечно же, Алексей помнил его, потому и пришёл, но чтобы отец Михаил узнал его…

— Так что вас привело ко мне?

Ответ на такой вопрос у Балезина был готов заранее, но прозвучал он как-то невразумительно.

— Я хотел бы… мы хотели бы похоронить на вашем кладбище двух наших сотрудников. Их убили.

Лицо священника было по-прежнему непроницаемо. Он присел рядом на скамейку.

— Но для этого необязательно обращаться ко мне, — тихо произнёс он.

— Я обратился к вам потому, что вы здесь единственный русский.

Только теперь на лице отца Михаила появилось подобие усмешки:

— Вы успели навести справки? Для работника железной дороги это весьма похвально.

Балезин понял, что его собеседник не так прост, как кажется. Отец Михаил внимательно смотрел на него:

— После семнадцатого года понятие «русский» стало неоднозначным: появились белые русские, красные русские.

— Вы, очевидно…

— … очевидно, был в белых русских. А что делать, если отец и старший брат были расстреляны большевиками, просто так, в качестве заложников? Вот я и пошёл служить в контрразведку к Колчаку… Вы всё ещё желаете вести со мной разговор?

Балезин молчал, а его собеседник продолжал:

— А вы наверняка принадлежали к красным русским?

— Не угадали. Я в Гражданскую не воевал. Но к контрразведке, как и вы, отношение имею.

— Это как?

— В Первую мировую, в Великую войну, как её раньше называли, служил в контрразведке у генерал-майора Батюшина.

— Вот как? У Батюшина? Не имел чести быть знакомым, но слышал, слышал… очень достойный человек.

Помолчали.

— Так что вас интересует? — спросил отец Михаил. — Давайте начистоту.

Балезин достал две фотографии: Майера, что ещё в Москве вручил ему Фитин, и Лоренца, которую они создали сообща с Торговцем.

— По нашим сведениям, эти люди прячутся где-то у вас. Они причастны к убийству наших товарищей.

Отец Михаил снова достал очки, вгляделся в фотографии; потом передал их Балезину.

— Я человек старый, но пожить ещё хочется.