Онлайн книга «Отморозки. Новый эталон»
|
Первое время Борис и Глеб слегка посмеивались над этим ежедневным сюром, но после привыкли. И даже уже особо не удивлялись, когда пятнадцатилетняя Анастасия и двенадцатилетний Алексей буквально вцепились в Сталина и Фрунзе, требуя создать организацию юных коммунистов, в которую они собирались немедленно вступить. Единственная, кому все эти страсти были глубоко фиолетовы, была Александра. У девушки появился искренне любящий муж, и она просто наслаждалась этим фактом. Разумеется, с Глебом и Борисом все отношения, кроме дружеских, были немедленно прекращены… Вечерами офицеры, да и многие нижние чины, собирались в своеобразном клубе – двухэтажном здании недостроенной дивизионной унтер-офицерской школы. Сюда же приходили сестры милосердия, женщины-большевички, да и царская семья не брезговала подобными посиделками. Тут имелись рояль, фисгармония и два пианино, часто играл дивизионный оркестр, устраивались танцы. А еще здесь же располагалась дивизионная библиотека. Вот как раз в нее-то и зашли вечером Александра и Сталин. Сталин хотел разыскать последнюю работу Дюринга, которую Сашенька обещала ему перевести на русский язык, чтобы Иосиф Виссарионович мог написать отповедь на весьма спорные утверждения этого экономиста. Внезапно откуда-то сверху раздалась назойливая простенькая мелодия, и Александра замерла. Сталин удивленно посмотрел на нее: губы жены беззвучно проговаривали какие-то слова. Он пригляделся и прочитал по губам: «Я буду вместо, вместо, вместо нее, твоя невеста, честно, честная, ё!» – Что это? – спросил он встревоженно. В его мозгу молнией сверкнуло: «Неужели?! Неужели забеременела?!», потому что он точно знал: в состоянии беременности женщина вполне может требовать чего-то несусветного и нести совершеннейшую бессвязную чушь. Но тут Саша заулыбалась, искательно заглянула ему в глаза и попросила: – Поднимемся? Я тебе потом честно-честно все переведу, а? Иосиф Виссарионович, было, нахмурился, но потом ласково улыбнулся: – Конечно, татка [153]. Пойдем… На втором этаже они достаточно быстро отыскали комнату, откуда раздавалась мелодия. Возле пианино сидел Львов и выстукивал одним пальцем этот незамысловатый мотив, а за ним сидели две Татьяны: Соломаха и Романова. Сталин пригляделся, потом вдруг тихо фыркнул и легонько толкнул Сашеньку локтем. Та присмотрелась и с трудом подавила смех: девушки жадными глазами пожирали Глеба, но вдруг разом синхронно поворачивались и бросали друг на друга свирепые взгляды. А потом снова поворачивались к Глебу… – А кроме Глюкозы еще что-нибудь можешь? – спросила Александра. Львов резко обернулся и захлопнул крышку клавиатуры: – Да я и Глюкозу-то не могу, – усмехнулся он. – Я с пианино не дружу… На гитаре еще – туда-сюда, только – на шестиструнной, а здесь таких… – Он махнул рукой, а потом весело добавил: – А на этом сыграть я могу, но мне нужно сперва показать: на какие клавиши нажать и сколько раз… Все засмеялись. В этот момент раздался грохот сапог: по коридору шли офицеры. Один из них – пилот-подпоручик Орлов [154] нес в руках отменного качества гитару. Концертную. Испанскую. Шестиструнную. – А вот мы сейчас и попросим товарища Глеба показать нам: как он играет на гитаре? – произнес Сталин. Офицеры, услышав это, подошли, и Орлов протянул Львову инструмент: – Сыграйте, командир… Львов взял на пробу пару аккордов, а потом вдруг тронул их легким перебором: Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают…
В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь.
[155]
Сашенька не выдержала и подхватила: Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
Как я хочу к ним прижаться сейчас губами…
Темная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная черная степь пролегла между нами.
Дуэт слушали в гробовой тишине. Мрачнели лица офицеров и унтеров, тоже подтянувшихся на музыку. Сжимались кулаки, стискивались до скрипа зубы. А когда раздалось: Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи,
Вот и теперь надо мною она кружится…
губы собравшихся непроизвольно зашевелились, повторяя слова. Песня кончилась, но никто не смел произнести ни слова. Казалось, в комнате слышно, как стучат сердца. И только появление Анненкова под руку с Ольгой Николаевной разрушило заговор молчания… Львов протянул гитару Орлову: – Ну, а теперь ваша очередь, подпоручик. Тот отрицательно помотал головой: – Нет, командир. Уж извините, – он спрятал руки за спину, – но после вас я к ней и притронуться не могу… Сашенька посмотрела на Львова: – Глеб? А ты помнишь «Группу крови?» – Я-то помню, – генерал Львов улыбнулся и вопросительно глянул на Анненкова. – А что я? Могу подыграть на рояле… Вся компания пошла вниз, в большой зал, где стоял рояль. Анненков подошёл к инструменту в углу, сдёрнул чехол, пододвинул стул и сел, открыв крышку. – «Группа крови», говоришь… – он размял пальцы и неожиданно нажал одну клавишу. Зазвенел чистый тонкий звук. Львов кивнул и быстро подстроил гитару. Затем кивнул Борису, и незнакомая мелодия начала пульсировать в тяжёлом ритме. Тёплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног,
Звёздная пыль на сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок,
Солнечный день в ослепительных снах.
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве,
Пожелай мне удачи,
Пожелай мне удачи
[156].
Басовые аккорды на рояле органично вплетались в гитарные риффы, а мелодия в верхнем регистре удачно дополняла голос, так что вышло все вполне пристойно хоть и без репетиций. |