Книга Никак не меньше, страница 42 – Анна Тодд

Была у них кошка по имени Тали, и как‑то раз она прыгнула на спину маме, когда та спускалась по лестнице. Нора готова поклясться, что кошка тем самым хотела отомстить за Нору, которую заперли дома на две недели в наказание за какой‑то проступок. Я так и не узнал, что было дальше, потому что рассказчица расхохоталась и не может остановиться. И мне становится ясно, что в целом мире нет ничего милее, чем слушать, как она рассказывает, не упуская ни единой детали. У нее долгое предисловие и куча сопроводительных комментариев. Наверное, ей стоит попробовать себя в писательском ремесле. Нора смачно повествует, как сестра заплетала ей косы и учила красить губы. Я узнал, как ее мама менялась с годами, превратившись из нищей работницы кафетерия в светскую львицу, жену известного хирурга.

Впрочем, Нору мамины достижения не впечатляют. Не знаю почему.

– Что еще? Ты рассказывай важное, а не то, чем она зарабатывает. Что тебе в ней нравится, воспоминания из детства и все такое.

Нора придвигается ближе и начинает ласкать мою грудь, ворошит волосы пальцем.

– Как тебе удается задавать такие личные вопросы?

– Они кажутся личными, только когда не хочешь делиться. – Я не справился с грустью в голосе.

– Ладно. Мама, ну… – Нора пытается подобрать нужное слово. – Она готовила лучший на свете арроз кон лече ^[2].

– Это твой любимый десерт?

– Это единственный десерт, от которого я без ума.

У меня отвалилась челюсть. Я, наверное, ослышался.

– Единственный?

– Ага. – Она переходит на шепот. – Между нами, я не люблю сладкое, предпочитаю остренькое.

– Что? Обманщица! – Мой гнев лишь частично наигранный. – Ты же пекарь, ну, то есть кондитер!

– И что? – Ее глаза сверкают в свете городских огней.

– И что? Она еще спрашивает! Теперь я и не знаю, как к тебе относиться.

Она зарывается в мою грудь.

– Так теперь ты во мне сомневаешься? Стоило лишь признаться, что я не люблю сладкое? А то, как запутанна моя жизнь, это все чепуха?

– Ну, кто не ошибается. Но это… Немыслимо, как смириться…

Я отстраняюсь от нее. Она подхватывает меня под локоток, но я упорствую.

– Все, с меня хватит! – Я притворно заплакал. На миг мне даже показалось, что со стороны я выгляжу как чокнутый болван на крыше роскошных апартаментов. Впрочем, чувство оказалось мимолетным, я понял, что мне на самом‑то деле плевать. – Предательница! – Я закрываю лицо руками.

Нора взвизгивает от смеха.

– Ладно, прекрати! – Она хихикает, пытается отвести мои руки от лица.

А я не прекращаю. Ей весело, и я кайфую. В отчаянии качая головой и пряча в ладонях улыбку, я испускаю притворный вопль отчаяния:

– Я‑то думал, ты не такая!

Она все хохочет и пытается заглянуть мне в лицо.

Наконец, я поддался. Хватаю ее за талию и укладываю на диван. Горловина блузки приспустилась – подмяв Нору под себя, я испортил безупречное одеяние. Я вожу носом из стороны в сторону, очерчивая плавные выпуклости платья поверх ее мягких грудей.

– И что с тобой теперь делать? – спрашиваю я, а она стонет под моими жадными касаниями. Я стою над ней на вытянутых руках, точно в стойке перед отжиманиями.

– Ну, есть у меня пара мыслишек, – шепчет Нора.

Если бы я точно знал, что никто из соседей не покажется в эту минуту на крыше, то прильнул бы губами к ее промежности.

Нора

– Может, лучше вернемся? – предлагает он после пары раундов.

Похоже, я полюбила эту игру. Пока что он не пропустил ни одного вопроса и думает, что я не заметила.

А я все подмечаю. Моя голова лежит у него на коленях, он ласкает мои волосы, мягко массирует голову. Так и уснуть недолго. Когда тебя долго не гладят чужие руки, то начинает казаться, что это вовсе не важно. А на самом деле в нас это природой заложено: нам нужно прикосновение другого человека, от первого до последнего дня.

– Еще разок и пойдем. – То, о чем мне на самом деле хотелось его спросить, я оставила напоследок.

– Ладно, только один.

Прикрыв глаза, собираюсь с силами для решающего поворота в нашей беседе.

– Ты поверил мне, когда я сказала, что Дакота тебе изменила? У тебя появилось такое чувство, что ты должен ее опекать и защищать, после того, как исчез ее брат? – Пальцы Лэндона застыли в моих волосах. Очень трудно продолжить. – И еще…

– Ее брат не исчез. – Лэндон меня отодвигает.

Что и требовалось доказать. Вот он, спусковой крючок их непростых отношений.

– Так мне было сказано, – поясняю я. Когда она выкрикивала его имя во сне, я спросила, что происходит, и она рассказала про пропавшего брата.

Я хочу заглянуть в глаза Лэндону, но он отворачивается. Сажусь и бросаю взгляд в сторону двери, ведущей на лестницу.

– Значит, ты просто не в курсе. – Его голос безрадостен.

– Так расскажи. Между нами стена. Ты хочешь, чтобы я выложила тебе все без утайки, а сам придерживаешь ценную инфу. Неплохо устроился. Вся эта история очень крепко вас связывает.

Не глядя в мою сторону, Лэндон качает головой.

– Я не вправе открыть чужую тайну.

– Чужую? Если ты замешан, значит, тайна твоя. – Меня это уже порядком бесит. Если бы я знала, что там у них случилось, мне было бы легче понять. – Доверься. Мне нужна лишь твоя откровенность.

От меня не ускользнула вся ирония этой фразы.

Лэндону явно не по себе. Ну и я хороша – сама молчу о бывшем, отказываюсь распространяться, не позволяю себя расспрашивать, а от него жду полного отчета. Однажды я ему конечно же все расскажу. Может быть, даже скоро. Мне просто надо немного в себе разобраться. Понять, что у нас происходит. Мне казалось, что все уже ясно, и я решилась, но Лэндон вдруг начал темнить, и я теперь не настолько уверена в собственном будущем.

Он тихо заговорил. Я держу рот на замке, протянув к нему руку – вдруг захочет за нее подержаться.

– Мало того, что со школой у Картера не задалось, до него докапывались все, кому не лень, даже собственный папаша. Да и соседи подобрались еще те, в основном приехавшие из Кентукки и Западной Вирджинии. Они привыкли жить по старинке, не принимая ничего нового и отторгая всех, кто хоть чем‑то от них отличается. Это как раз у таких на окне вместо шторы полощутся флаги Конфедерации. Безработица была просто жесткач, и народу оставалось только промывать косточки молодежи, обсасывать подробности их личной жизни. В общем, стали поговаривать, что Картер и Джулиан, его лучший друг… – Лэндон умолк и уставился перед собой рассредоточенным взглядом. – Мол, им нравится целоваться.