Книга Шрам на ладони, страница 72 – Елена Дубровина

А вдруг тот все же совершил это тяжкое преступление? Наплел ему с три короба, а теперь под влиянием тюремных будней решил покаяться.

Может, к этому был какой-то толчок? К примеру, увидел на соседних нарах кого-то из подельников и понял, что тот его заложит, да еще сделает «паровозом». И лучше уж самому все рассказать, первому…

Почему-то от этого предположения Геннадию стало больно. Почти физически. Точно пырнули его в солнечное сплетение маленьким «перышком».

Но больно задевало не то, что его смогли обвести вокруг пальца. Нет, мучило другое: очень не хотелось верить, что Сергей все-таки оказался подонком. Ну просто очень не хотелось.

Оказывается, те новые отношения, которые едва-едва возникли между ними, стали Дементьеву дороги. Какая-то мужская общность, единомыслие, суровое, без всяких сантиментов, взаимопонимание.

Так уж получилось, что по жизни Геннадий был лишен настоящей мужской дружбы. Скорее всего, по собственной вине. А то, что родилось недавно в его рабочем кабинете, могло бы — он чувствовал — со временем перерасти в дружбу. Конечно, лишь при известных обстоятельствах: если бы с Сергея удалось снять обвинение.

Вот этого — эфемерного, едва родившегося, — ему и было безумно жаль.

Пусть, пусть Грачев окажется невиновен!

* * *

Перед тем как приступить к допросу, Дементьев переговорил с охранником, присутствовавшим при свидании Грачева с Бахоревой. И почувствовал облегчение. Вот, оказывается, в чем дело! Бабенка хвостом вильнула, потому заключенный и не в себе. Что ж, бывает. Не он первый, не он последний.

* * *

Едва лишь за конвойным захлопнулась дверь, Сергей барсом метнулся к Дементьеву, схватил его за плечи. Затряс что было сил:

— Ты обязан, обязан ей запретить!

— Здрасьте, я ваша тетя, — отцепил его руки следователь. — Сейчас прямо и побежал. Буду улаживать твои личные дела.

— Личные?!

Тут Грачев опомнился. Заморгал виновато:

— Прости, Геннадий. Я и правда не в себе. Чуть с ума не сошел, пока тебя дожидался. Сто раз мысленно тебе все изложил, так что сам уже поверил, будто ты все знаешь.

— Ну, кое-что знаю. Девушка тебе изменила.

— А! Доложили!

Сергей вдруг стал хохотать — нервно, болезненно, совсем не так, как на первом допросе, когда хохмил в свое удовольствие.

— Агентура… о-хо-хо… донесла… Болтун — находка для шпиона. Штирлиц — Мюллеру: примите шифрованную радиограмму, хо-хо-хо…

Так смеялся, что на глазах выступили слезы, и вдруг оборвал эту истерику, замолк.

— Радиограмма-то была шифрованной, герр Мюллер, — отрывисто произнес он. — Никакая девушка, Геннадий, мне не изменяла. Она вступила в игру с убийцей. Авантюристка.

— С каким убийцей?

— С каким, с каким! С Варламовым.

— Не понял.

— А ты врубись. Постарайся. Полина решила спровоцировать его на новое преступление. Подобное предыдущему. По той же схеме, понимаешь?

Следователь побледнел:

— Ты хочешь сказать…

— Ну да! Решила стать подсадной уткой, дурочка. Геннадий, ты обязан ее остановить!

— Н-да… Это, пожалуй, уже не твои личные дела.

— Ну так иди, действуй! Чего стоишь?

«Как он похож на мать, — подумал Дементьев. — Надежда Егоровна точно так же требовала: идите, ищите, чего расселись! Нравятся мне Грачевы, мы могли бы дружить семьями».

— Присядьте, Сергей Николаевич, — произнес он рассудительно. — Такие дела, Сережа, с бухты-барахты не делаются. Торопливость нужна, как говорится, при ловле блох.

— Хорошенькие блохи…

Как раз этой кусачей нечисти в его камере хватало: давно, видно, в Бутырках не проводили дезинсекцию. Все тело зудело от клопиных — или еще чьих там? — укусов, а когда начинал нервничать, кожа чесалась вдвойне. Драл ее ногтями, порой до крови.

Но какие это все мелочи по сравнению с укусом такого скорпиона, как Варламов. Лина подвергает себя жуткой опасности. А значит, одновременно и Ванечку. И делает она это ради него, Сергея.

Получается, что на нем и лежит вся ответственность. Надо срочно вмешаться, но у него связаны руки. И в буквальном смысле и в переносном. Одна надежда — на Геннадия.

А тот вроде готов помочь. Не случайно же он только что назвал его Сережей. От Грачева этот нюанс не ускользнул.

— Значит, так. Оформим это в виде твоего заявления. Официального.

— Бумажки, — скривился Сергей. — Кому они нужны?

— Не помешают. Можешь меня считать бюрократом, но у тебя свои методы, у меня — свои. А протокольчики — они могут однажды очень даже пригодиться.

— Ну и пиши сам. У меня рука еще болит.

— Значит, Полина Бахорева хочет вынудить Юрия Варламова действовать по отработанной им схеме. Какова эта схема в подробностях?

— Да простая она, в общем. Он охмуряет девушку. Тогда — Катю, теперь — Лину. С той разницей, что одна была кассиршей в обменном пункте, вторая — в мебельном салоне.

— Погоди… она же числится на конном заводе, зоотехником.

— Откуда ты знаешь?

— От верблюда. Свидание-то она оформляла с паспортом. Дальнейшее — дело техники.

— А! Я думал — выследили ее.

Следователь почувствовал, что краснеет.

— Честно говоря, я хотел. Не получилось. Улизнула.

Он ждал, что Сергей скажет в его адрес что-нибудь язвительное, но тот лишь нахмурился:

— Вот это и опасно. Возомнит, что все ей удается, и… заиграться может. Мебельный салон — это игра. Роль. Для Варламова.

— Адрес салона?

— В том-то и дело, что не знаю. Она намеками говорила.

Следователь вздохнул:

— Хочешь не хочешь, Сергей, а придется тебе назвать место, где она прячется. Иначе я бессилен что-либо предпринять.

— А слежка за Варламовым?

— Ты начитался иностранных детективов, Сережа. А мы — отечественная бюджетная организация. У нас нет ни средств, ни людей, чтобы приставлять шпика к каждому встречному. Наблюдение за Варламовым никто мне не санкционирует. Ведь против него нет ничего. Ни-че-го, понимаешь?

— Совсем ничего? До сих пор?

— Совсем. Абсолютно чист. Не могу же я сам бросить работу и дежурить день и ночь у его квартиры? Если б мы знали — хоть приблизительно — время предполагающегося налета, тогда да. Я бы вызвал группу.

— Такую же, как меня ловила в метро?

— Да.

Сергей вздохнул:

— Хреновые тогда наши дела.