Книга Люблю твои воспоминания, страница 45 – Сесилия Ахерн

— Чудесно, — улыбается женщина. — Войдя в зал, вы увидите множество очередей. Пожалуйста, встаньте и очередь, ведущую к столу, где оцениваются соответствующие предметы.

— И в какую очередь нам нужно встать с этой штукой? — Папа смотрит на корзину так, словно от нее плохо пахнет.

— Зависит от того, что этот предмет собой представляет, — объясняет она.

Папа озадаченно смотрит на меня.

— Мы надеялись, что это вы нам скажете, — вежливо говорю я.

— Тогда я предлагаю очередь к столу «разнообразные предметы». Хотя это самый загруженный стол, мы стараемся, чтобы очередь продвигалась как можно быстрее, и используем четырех экспертов. Как только вы дойдете до эксперта, просто покажите ваш предмет, и он или она все вам о нем расскажет.

— А за каким столом стоит Майкл Эспел?

— К сожалению, Майкл Эспел не является настоящим экспертом, он ведущий шоу, так что у него нет своего собственного стола. Однако остальные двадцать экспертов обязательно ответят на ваши вопросы.

Папа грустнеет на глазах.

— Но есть шанс, что ваш предмет будет выбран для шоу, — быстро добавляет женщина, чувствуя папино разочарование. — Эксперт показывает объект телевизионной команде, и они принимают решение, снимать его или нет, в зависимости от его редкости, качества, того, что о нем может сказать эксперт, и, конечно, в зависимости от его ценности.

Если ваш объект будет выбран, вас проводят в зал ожидания, где с вами поработают гримеры, после чего вам предстоит в течение примерно пяти минут говорить с экспертом о вашем предмете перед камерами. В этом случае вы встретитесь с Майклом Эспелом. И еще потрясающая новость: мы впервые показываем передачу в прямом эфире. Она начнется через… о, сейчас посмотрим, — изучает женщина наручные часики, — через час.

Папа широко раскрывает глаза.

— Всего пять минут? Чтобы поговорить об этой вещи? — взрывается он, и женщина смеется.

— Пожалуйста, не забывайте, что перед передачей нам нужно посмотреть две тысячи принесенных людьми предметов, — говорит она, с сочувствием глядя на меня.

— Мы понимаем, мы здесь только для того, чтобы приятно провести день, правда, папа?

Он не слышит меня, оглядываясь по сторонам в поисках Майкла Эспела.

— Надеюсь, что так и будет, всего хорошего, — заканчивает разговор женщина, вызывая следующего человека из очереди.

Как только мы входим в переполненный главный зал — просторное помещение с галереей, я немедленно поднимаю глаза вверх, уже зная, чего ожидать: надо мной плафон из девяти огромных полотен, заказанных Карлом I, чтобы украсить обшитый панелями потолок.

— Вот, папа, держи. — Я протягиваю ему корзину для мусора. — Хочу осмотреть это прекрасное здание, пока ты будешь осматривать хлам, который приносят и него люди.

— Это не хлам, Грейси. Я как-то видел передачу, и которой коллекция тростей одного человека ушла за шестьдесят тысяч фунтов стерлингов.

— Ничего себе, в таком случае ты должен показать им свой ботинок.

Он пытается сдержать смех:

— Давай иди, осматривайся, встретимся здесь… — И отступает, ища глазами нужную очередь, даже не закончив фразы.

Ему ужасно хочется от меня избавиться.

— Повеселись, — подмигиваю я.

Он широко улыбается и оглядывает зал с таким счастливым выражением лица, что в моем сознании запечатлевается еще один снимок.

Пока я брожу по комнатам единственной сохранившейся после пожара части дворца Уайтхолл, ощущение, что я уже бывала здесь, накрывает меня как гигантская волна, так что я нахожу укромный уголок и незаметно достаю мобильник.

— Заместитель начальника управления инвестиционной корпорации, менеджер отделения по работе с инвесторами Фрэнки у телефона.

— Господи, так ты не врала! В названии твоей должности действительно такое ужасное количество слов.

— Джойс! Привет! — Тихий голос Фрэнки звучит на фоне ровного гула, который в здании Ирландского центра финансовых услуг производят люди, с безумным энтузиазмом торгующие акциями.

— Ты можешь разговаривать?

— Да, недолго. Как ты?

— Хорошо. Я в Лондоне. С папой.

— Что?! Со своим папой? Джойс, я тебе не раз говорила: связывать своего отца и вставлять ему кляп в рот в высшей степени бестактно. Что вы там делаете?

— Взяли и решили поехать в столицу Великобритании. — Не могу же я сейчас начать объяснять подруге, что совершенно не представляю, для чего мы сюда явились. — Не поверишь, но мы на съемках передачи «Антиквариат под носом».

Я оставляю тихие комнаты позади и вхожу на галерею главного зала. Вижу, как папа внизу ходит по переполненному помещению, держа в руках корзину. Улыбаясь, я наблюдаю за ним.

— Мы когда-нибудь вместе бывали в Банкетинг-хаусе?

— Освежи мою память: где это, что это и как оно выглядит?

— Он находится рядом с тем концом улицы Уайтхолл, который выходит на Трафальгарскую площадь.

Это здание семнадцатого века, уцелевшая часть бывшего королевского дворца, спроектированная Иниго Джонсом в тысяча шестьсот девятнадцатом году. Карл Первый был казнен на эшафоте напротив этого здания. Сейчас я нахожусь в зале с плафоном из девяти полотен кисти Рубенса. Как оно выглядит? — Я закрываю глаза, — Говорю по памяти: по линии крыши идет балюстрада. Выходящий на улицу фасад украшен полуколоннами двух разных ордеров — коринфский над ионическим — над отделанным рустом цоколем, соединяющим все в единый гармоничный ансамбль.

— Джойс?

— Прости. — Я прихожу в себя.

— Ты читаешь вслух путеводитель?

— Нет.

— Наша последняя поездка в Лондон состояла из похода в Музей мадам Тюссо и вечеринки в квартире у парня по имени Глория. Джойс, с тобой опять происходит то непонятное, да? То, о чем ты рассказывала?

— Да. — Я падаю в стоящее в углу кресло, чувствую под собой канат, привязанный к ручкам, чтобы отпугнуть желающих дать отдых ногам посетителей, и снова вскакиваю. Ухожу от старинного кресла, оглядываясь по сторонам в поисках камер наблюдения.

— Твое пребывание в Лондоне как-то связано с тем американцем?

— Да, — шепчу я.

— О Джойс…

— Нет, Фрэнки, послушай. Послушай, и ты поймешь. Я надеюсь на это. Вчера я кое-чего испугалась и позвонила папиному доктору по номеру, который буквально выгравирован на моих извилинах, как то и должно быть. Я ведь не могла ошибиться, правда?

— Правда.

— А вот и неправда. В результате я набрала английский номер, и девочка по имени Бэа подошла к телефону. Она увидела, что высветился ирландский номер, и подумала, что звонит ее отец. Из нашего короткого разговора я поняла, что ее отец американец, он находился в Дублине и должен был выехать в Лондон прошлой ночью, чтобы увидеть ее сегодняшнее выступление. И у нее светлые волосы. Я думаю, Бэа — та самая девочка, которую я все время вижу во сне — то на качелях, то в песочнице, и все время в разном возрасте — то малюткой, а то почти девушкой. Фрэнки молчит.