Онлайн книга «Исключение»
– Тебе не надо этого видеть, – сказал он тогда. В середине апреля бабушки не стало. Александр Борисович и Лида остались одни. Дед до последнего работал учителем физкультуры, а Лиду забрал из баскетбольной секции и отправил учить иностранные языки. – Меня не будет, сможешь заработать на хлеб с маслом. А лучше беги из этой страны. Лида понимала, что пока хлеб с маслом нужно дать деду. Если хоть так можно было отблагодарить его за все. Она сидела за учебниками, как проклятая, до онемения повторяла за кассетой английские фразы, но все ж таки поступила в институт иностранных языков и получила международный сертификат. Сразу после института она тыкалась в конторы переводчиков, но везде платили гроши, и тогда через однокурсника Лида устроилась корреспондентом в «Богему», где ее нередко отправляли в командировки, чтобы она могла писать в туристическую колонку. Денег хватало. Ей даже удалось накопить на подержанный «Фольксваген», на котором она каждую весну вывозила деда на дачу. – Дедуль, смотри, что я купила, – Лида заглянула в дедову комнату. – Брауншвейгскую, твою любимую! Александр Борисович кивнул и поднял вверх указательный палец. – Подожди, там интервью с минфином. – Чаю? Дед снова кивнул, и Лида ретировалась на кухню, чтобы сделать пару бутербродов с ароматной сырокопченой колбасой. Дедушка почему-то очень любил, когда колбасу нарезали на тонкие, просвечивающие кружочки. – Я ем хлеб с колбасой, а не колбасу с хлебом, – говаривал он. С колбасой полагалось делать только белый хлеб, а с сыром – черный. И белый хлеб надо было нарезать исключительно по диагонали. У деда был персональный граненый стакан в железном подстаканнике с гравировкой от ЦСКА. К стакану прилагалась чайная ложка, а сахар рафинад надо было давать на отдельном блюдце, – его дед ел вприкуску. Когда Лида появилась в комнате с подносом, дед убавил радио и указал на диван. – Рассказывай. Лида устало села и откинулась на мягкую спинку. – Все как обычно. – Посылают куда? – Да нет, я ж только два месяца назад вернулась из Чехии. Теперь очередь Матвеевой, она летит на Шри-Ланку. – Ясно, – дед пожевал и кивнул. – На море не тебе. – Да брось. Все равно не дают времени покупаться. А в Чехии было здорово, погуляла по Старому городу. – В феврале. Красота, – дед усмехнулся. – В 63-м мы ездили в Чехословакию. В Брно. Игру уже не помню. Зато я привез тогда твоей матери туфельки. Красные, кожаные, с пряжками. Зоя сшила ей в красную клетку платье, и она ходила в школе на танцы. Самая модная была. И косички с бантами, Зоя ей туго плела, а все равно кудряшки по всей голове торчали. Да. Это ты в мать белобрысая, только жалко, кудрей нет. Лида вздохнула. Она слышала эту историю не первый раз. Она не помнила родителей, хотя по всей квартире висели мамины фотографии и только одна – с отцом, Михаилом Стрельниковым. Бабушка часто рассказывала Лиде о ее маме, о своей Катеньке. Они были похожи: Зоя Павловна и Катя: обе маленькие, хрупкие, с большими голубыми глазами и тонким, изогнутым ртом. Только Катя смотрела со всех фотографий, счастливо улыбаясь. Вот она в садике, Снежинка. Здесь на даче, в венке из одуванчиков. А это выпускной, нарядное платье. И институтский снимок, они ездили на картошку. У нее здесь модный в те годы начес. И, наконец, единственная фотография с папой: свадебная. Цветная. Мама в коротком платье и с маленькой фатой, а в руках – красные гвоздики. И глаза со стрелками. А у папы длинная битловская стрижка и усы. От папы Лиде достались карие глаза. Бабушка раньше думала, что и волосы у нее потемнеют в отца, но Лида на удивление осталась темноглазой и светловолосой. В остальном Лида пошла в деда. Она вытягивалась и вытягивалась, потеряв всякую надежду остановиться. Длинные пальцы и прямой дедов нос. – Титовская порода, – качала головой бабушка, которая едва дотягивала двенадцатилетней внучке до плеча. Они смотрелись странно: высокий статный дед и крошечная бабушка. Дед даже в старости не сутулился, а бабушка с каждым годом гнулась ближе к земле. – Мне поручили интервью, – Лида нарушила тишину. – С кем? – С кинозвездой. Дед поморщился. – Ну-ну. Они еще помолчали. – А что Виталик? – В Питере Виталик. – Замуж еще не позвал? – Дед! – А что? Он неплохой. Я помру скоро, ты хоть будешь при муже. – Не говори так! – Эка новость. Из команды только я жив еще да Андрюха Короленко. И как его… – Мусурбеков. – Да, Рашид. Надо позвонить ему, а то только в декабре говорили. Ах да. Виталик. Хочешь, я с ним поговорю. – Тут такое дело, дед. Я хочу с ним разойтись. Александр Борисович хлопнул себя по ногам. – Ты с ума, что ли, сошла? – Почему? – Вы два года уже наматываете сопли на кулак. Мы с Зоей встретились и через три месяца поженились. Я к ее родителям в Сергиев Посад ездил только раз, и все. Ты когда собралась детей заводить? – Дед, сейчас все после тридцати рожают, и ничего. – Ты считаешь, сколько я могу еще протянуть? А мне нужны гарантии. – Ты ведь любил бабушку. А я Виталика – нет. Не хочу я так. Тошно, понимаешь? Александр Борисович замолчал и посмотрел на фотографию жены. Она стояла на полке среди кубков и наград. В рамке с янтарем, которую дед еще в молодости привез из Риги. – Смотри, Лидок. Смотри. Человеку одному плохо. – Я не буду одна. У меня ты есть, – Лида погладила деда по плечу. – Ладно, пойду к себе. Мне по работе еще надо доделать. Лида отнесла поднос на кухню, вымыла посуду и взяла себе бутылку йогурта из холодильника. Ее ждали «Мертвая кровь» и другие фильмы с Андерсом Норбергом. Но сначала – Виталик. Лида уселась в кресло на колесиках, надела наушники с микрофоном и открыла скайп. Скайп был и в телефоне, но только на большом компьютере хорошо шли видеозвонки. Виталик был в сети, и через несколько гудков на экране появилось его лицо. – Привет. Вот пять минут назад хотел тебе звонить, но ты была в офлайне. – Привет. Что нового? – Ничего. Все по-старому. Думаю, через месяц приеду в Москву, можно было бы летом взять вместе пару недель и рвануть куда-нибудь. В Турцию или куда захочешь. Что скажешь? – Слушай, Виталь… Такое дело… Лида замолчала. – Ау, ты здесь? – обеспокоенно спросил Виталик. |