
Онлайн книга «Хмель. Сказания о людях тайги»
– Зловредная старушонка, – поддакнул Михайла Елизарович. – Ведьма сосватала? Спрашиваю! Дарьюшка глубоко вздохнула: – Не вините бабушку Ефимию, папаша. Судьба свела меня с Тимофеем Прокопьевичем… – Судьба свела? – у Елизара Елизаровича пена выступила на губах. Братья – Игнат и старик Михайла, как по уговору, стали плечом к плечу, чтоб в случае чего заслонить Дарьюшку. Сотник Потылицын чуть отступил в сторону и шептал: «Боже Саваоф! Обрати свой взор, укроти ярость зверя! Воссияй лицом твоим, и спасены будут!» Но никто не мог укротить ярость зверя. Но как же она была хороша, Дарьюшка!.. Лицо ее с высоким лбом, чуть вздернутым носиком, упрямо вскинутым подбородком и круто выписанными черными бровями казалось спокойным, предельно чистым, как улыбка младенца; ее белая высокая шея будто вытянулась, и резче выделялся воротничок платья. Тонкая, подобранная, отточенная, как веретено, она стояла среди космачей, как удивительный цветок, и тянулась к солнцу. Сотник смотрел на рдеющую щеку Дарьюшки, на ее просвечивающее на солнце розовое ушко, и ему стало не по себе. Он готов был упасть перед ней на колени, целовать землю под ее ногами в шагреневых ботиночках. – Судьба? Я дам тебе судьбу и мужа дам! И, метнув взгляд на Потылицына, торжественно возвестил: – Ты ее поймал – твоей будет, сотник! Возьмешь? Дарьюшка быстро, через плечо, оглянулась на сотника: неужели посмеет?.. – Али брезгуешь, ваше высокоблагородие? – набычился Елизар Елизарович. – Не без приданого получишь гулящую сучку. Паровую мельницу на Ирбе отдам, и в дело войдешь сопайщиком. Ну? – За честь почту, Елизар Елизарович. Но… – Што-о-о? Не перевариваю! Сказывай: берешь или нет? – Я бы… Видит бог, счастлив, Елизар Елизарович… Дарьюшка откачнулась. – Подлец! – только и ответила. – Молчай! – Папаша… – На колени! Сей момент благословлю. И – с богом. Свадьбу справим на всю губернию. – Нет, нет! – На колени, грю! На колени! Потылицын опустился на колени; Дарьюшка кинулась к дяде Михайле: – Дядя, ради всего святого! Дядя! – молила она, обхватив руками вислые его плечи. – Пощадите! Я… я жена Тимофея. И в ту же секунду отец стиснул Дарьюшке горло. Голова ее запрокинулась. Потылицын, прикрыв ладонью глаза, пошел прочь. Братья с трудом разняли руки Елизара Елизаровича. Дарьюшка свалилась на шелковистый подорожник. Михайла вздохнул: – Убивец ты, Елизар. Убивец… Урядник и тот перетрусил: – За смертоубийство… как по законоуложению… каторга… Елизар Елизарович рванул ворот шелковой рубахи – перламутровые пуговки посыпались. Плечи обвисли, и он, не помня себя, шагнул на куст черемухи, остановился рыча: – Господи, да што же это, а? Одну гулящую со двора прогнал, другая гулящая на всю губернию ославит. Да што же это, а? Дядя-урядник помог Дарыошке подняться. Дарьюшка глянула в синь неба. Прямо над нею бился жаворонок. Кругом тишина, дрема чернолесья, шелковистая трава под ногами, а возле куста – отец-зверь, не ведающий ни жалости, ни милосердия. Дарьюшку повел домой дядя-урядник. Шли не большаком стороны Предивной, а низом поймы. Когда беспутную дочь водворили в дом, Елизар Елизарович вышел во двор с урядником. – А ты вот что… этого ссыльного прохвоста… сей момент убери из Белой Елани. Хоть в преисподнюю, только подальше. – Самолично доставлю в волость, – ответил меньшой брат. – А, волость! Ты его вот што… вези в Минусинск. Сунь там кому следует, и – в дисциплинарный батальон. Понятно? Там ему поставят немцы крестик. И вот еще што. Про свалку во дворе Зыряна. Надо вызвать исправника. Провернуть можно как бунт против мобилизации. Как подрыв устоев государства. Брат-урядник намекнул, что хлопоты по определению ссыльного Боровикова в дисциплинарный батальон не обойдутся без расходов. Тем более – дело щекотливое. – Сколько тебе? – К их высоким благородиям, Елизар, с малой подмазкой не подступишься. Тонко надо сработать. Заложи пару рысаков, я их там передам из рук в руки кому надо. Так и так рысаков отполовинят у тебя. А ты сам пойдешь первым номером. Патриотично! Умеючи играть надо. Ну и тысячу в руки. – Зоб! Не подавишься? – Смотри, твое дело. Токмо прямо скажу: если у Дарьи с проходимцем завязался узелок, голыми пальцами не развяжешь. – Бери рысаков и пятьсот на руки. – С места не тронусь. – Ладно, дам тысячу. Но помни!.. – Не беспокойся. – Сейчас же в дорогу. Без всякого промедления. – И это понимаю. Пока он не очухался, я его в тарантас и айда. – Валяй. – Погоди. А как про Григория Потылицына? Если задумал выдать Дарью за Григория, то ставлю тебя в известность: Григорий должен явиться в казачье войско. – Пусть едет. Вернется с войны – женится. – Может и не вернуться. Война ведь… Елизар Елизарович ничего не ответил. Позвал конюха, приказал заложить двух гнедых рысаков в тарантас на железном ходу. Под вечер урядник подкатил к ограде Зыряна. Прошел в избу и сказал, чтоб сейчас же собрали в дорогу Тимофея Боровикова. – Повезу в волость, – хитрил Игнат Елизарович. – Там фельдшер поглядит в больнице. – Лучше ко мне отвези, – назвалась бабка Ефимия. – Не таких подымала со смертного одра. И Тимошу подниму. – Не дозволено, – буркнул урядник, крайне недовольный. – Потому, если Боровикова оставить в деревне, всем гореть тогда! Прокопий Веденеевич соберет своих тополевцев и учинят такой пожарище, какого свет не видывал. Слыхали, как он объявил, что Тимофей вовсе не сын ему? Зырян понимающе усмехнулся. Урядник погрозил: – Ты свою шкуру береги, Зырян! Прямо скажу: соседство мне твое не по нутру. Содержишь в доме ссыльных, разговоры с ними ведешь подрывного характера, передний угол без икон. На што похоже? На подстрекательство к бунту. – Мое безбожество вас не касаемо, Игнат Елизарович. – Как разговариваешь! – рыкнул урядник. – При исполнении должности сей момент загребу под пятки. Погоди еще! Выедет становой, разберутся, как произошла свалка. Тело подняли па твоей ограде. Как понимать надо? – А так понимать, господин урядник, что вы сами дозволили смертоубийство. Когда старик Боровиков орал во всю глотку, вы где находились? – Молчать! На подмогу к Зыряну подоспела бабка Ефимия. – На свою голову орешь, Игнашка! Ум у тебя, вижу, короче рыбьего хвоста, а глотка – шире ворот. Гляди! |