Онлайн книга «Хмель. Сказания о людях тайги»
|
– О чем думать-то? – Не скажу. – Я пошлю отца. – Ах, какие вы вредные! Ну что вы меня опекаете? Или я кого-нибудь съем? Или боитесь, что я кинусь в воду? Если бы хотела кинуться, не удержали бы. Я должна жить, вот что. Не мешайте мне, пожалуйста! Чопорная Аннушка во французском манто постояла еще за спиной Дарьюшки, пряча руки в муфту, и ушла: никуда не денется, капризница. Никакая она не «психическая», блажит, и все. Куражи наводит. Рассуждает нормально и злится еще, когда ее что-нибудь спрашивают. Пусть торчит на палубе! Но Дарьюшка не осталась мерзнуть. Она должна узнать, куда идет Россия. Кто сумеет ответить на такой вопрос? Не отец же с «боже царя храни»! Не черный дух, которому она чуть не откусила ухо. Не те мещане, купцы и казаки, которыми забит пароход. Кто же? Кто? А что, если спросить капитана?.. Встретился какой-то Червонный туз. Глаза заплывшие, как у борова, и губы в масле – лоснятся. Он выполз на палубу из-за стеклянных дверей, пузо вперед и руки как крабы, словно кого-то нащупывал растопыренными пальцами. – Гуляем, барышня? – загородил он дорогу Дарьюшке, но Дарьюшка так взглянула, что туз посторонился: – Смотри, какая краля сердитая! – Червонный туз. – Это я – туз? По какой такой причине оскорбление? Или ты думаешь, я пьян? А если я тебя… – Ты мертвый, мертвый! И никогда не был живым, – выпалила Дарьюшка, подступая ближе. – И ты никогда не узнаешь, куда идет Россия. А это очень важно знать, чтобы жить. И ты – мертвый. Но еще на ногах. Мертвых много на ногах. Полный пароход. А я найду, кто знает, куда идет Россия. Ты видишь, какая река? – показала Дарьюшка. – Мрачная, и берега голые. Но река живая. Она не стоит на месте. А ты вот остановился. Иди! – Ат-та-та! – попятился Червонный туз. – Значит, это ты и есть доченька Жми-дави Юскова? Дарьюшка не удостоила Червонного туза ответом и вошла в коридор первого класса, потом спустилась по трапу в поисках каюты капитана. Вот и каюта с табличкою: «Капитан». Слышится фортепьянная музыка. Знакомые, обволакивающие, пьянящие звуки. И сразу вспомнился дом Михайлы Юскова в Красноярске, хозяйка дома Евгения Сергеевна, синеглазая непоседа Аинна и музыка, музыка! «Как я танцевала тогда!.. – прижмурилась Дарьюшка, взявшись за скобу двери. – И жизнь была такая интересная, и не было никаких вопросов. А теперь я должна узнать…» И, как в свой дом, вошла в каюту. Музыка оборвалась. У фортепьяно сидел поджарый человек в белой сорочке с бабочкой, в черных брюках, и голова у него была совершенно белая, с коротко подстриженными волосами. Он поднялся. – Прошу, прошу… – У вас здесь уютно и покойно, как дома, – промолвила Дарьюшка, оглядывая круглый лакированный столик, мягкие стулья и кресла; еще на одном столике с лампой и пепельницей лежали две трубки и коробка с табаком. Нашла себя в зеркале: какие круглые глаза, словно черные пуговицы. Странно: отчего они такие круглые? Лицо какое-то неприятное, холодное, со впалыми щеками; ямочка на подбородке будто стала глубже, и подбородок чуть больше выдвинулся вперед. «Вся, вся переменилась. Скоро буду, как бабушка Ефимия, – в морщинах и в землю врасту. Нет, я должна быть вечно такой, как тогда в гимназии, и все говорили, что я красавица». Поправила волосы. «Откуда взялось это платье? Измятое, и воротничок грязный. Я стала такой неряхой… Что сказала бы Аинна, модница…» – Прошу! – Капитан указал на кресло. – Мне удобнее на стуле. – И еще раз посмотрела на капитана. – Когда у человека седая голова, он должен говорить правду. Если седой человек лжет, значит, он вор: сам у себя ворует жизнь. Она никогда не повторяется, жизнь. У всех одна, из пяти мер. Капитан не удивился: он знал, что за гостья пожаловала к нему. – Из каких же пяти мер? – Капитан должен знать. – Простите, не знаю. Вы же предупредили: седой человек не должен лгать. – Да, я скажу. И Дарьюшка, не торопясь, рассказала, как от чрева матери человек переходит из меры в меру, вплоть до вечности, когда он умирает. – Мой папаша не верит, что жизнь из равных мер. Он вообще ни во что не верит, кроме денег. Капитан понимающе усмехнулся: – Значит, из пяти мер? – Не для всех. Переходят из меры в меру только те, кто приносит людям добро, не жестокость. Для жандармов, насильников есть только одна мера – жестокость. – Вот как!.. – А я хочу узнать. Хочу. Это очень важно. Хочу спросить… – Я слушаю вас. – Капитан наклонил голову. И вдруг, как удар колокола: – КУДА ИДЕТ РОССИЯ? В смятении он поглядел на Дарьюшку. – В Красноярск. Если ночью не задержит туман… – О, не смейтесь. Разве я о пароходе? – Ах, вот как… Прошу прощения. М… м… м… Куда идет Россия? Как бы вам сказать… Трудный вопрос. Война, думаю… – Нет же, нет! Если бы Россия знала, куда она идет, не было бы войны. – Но она есть. – Я знаю. И все время думаю: КУДА ИДЕТ РОССИЯ? КУДА? Где наша счастливая пристань? Или для России нет счастливой пристани? От жестокости – к новой жестокости, да? За что? Помните у Данте в «Божественной комедии» на вратах ада написано: «Оставьте надежду входящие сюда». Это же страшно, страшно, капитан! Я вижу, вижу эту надпись на вратах России сейчас. Она горит кровью мучеников. Звенят, звенят цепи каторжников. Вы разве не слышите, как звенят цепи и как стонут арестанты? А я слышу, и мне страшно. Капитан молча глядел в сторону. – Я понимаю: вы боитесь сказать, куда идет Россия? Жандармов боитесь. Нет, капитан не боится жандармов, да и нету их в каюте. – Есть, есть. Они везде. Помните? Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ…
И, отирая лоб, виновато спросила: – Или не так? Я не перепутала? Капитан промолчал. – И он погиб… – Кто? – Лермонтов. Разве не знаете? – Знаю, знаю… – Ну, вот. Но я не о том. Я все думаю: КУДА ИДЕТ РОССИЯ? Это очень важно. Очень важно, чтобы жить. А я хочу, хочу жить. Я плакала, когда читала о французской революции. «Либертэ, эгалитэ, фратернитэ…» – И, зажмурясь, повторила по-русски: – Свобода. Равенство. Братство. Счастливый народ! – Не совсем, – заметил капитан. – Почему? – Как мне известно, во Франции нет ни свободы, ни равенства, ни братства. |