Книга Багровый пик, страница 38 – Нэнси Холдер

– Где-нибудь еще? – переспросил он, искренне удивленный, как будто эта мысль никогда не приходила ему раньше.

– В Лондоне, в Париже, – подсказала она.

Его лицо смягчилось, и на нем появилось мечтательное выражение – в своих мыслях он явно любовался их новой жизнью.

– Да, Париж. Париж – город прекрасный….

– Где ты захочешь, – Эдит вдруг вспомнила о письме и добавила с намеком: – в Милане, например…

– Почему ты заговорила о Милане? – вздрогнул Томас.

– Или в Риме, – она решила уйти от прямого ответа, но поняла, что Милан значит для него что-то важное. Что же в этом письме? – Ты когда-нибудь был в Италии?

– Да, был. Один раз. – Его настроение изменилось, и он помрачнел. Как будто его опять мучали мысли об Аллердейл Холле. – Но я не могу бросить Люсиль. И Дом. Это все, что у нас есть. Наше наследство, наше имя.

Он повторял это снова и снова.

– Это прошлое, Томас. Ты весь в этом прошлом, – прошептала Эдит. – Но там меня нет. Я здесь, рядом.

– Я тоже здесь, – негромко ответил ее муж.

Да, Томас, да.

Желая, чтобы ее любовь заставила его прислушаться к ней, Эдит осторожно забралась на него сверху. Ее платье превратилось в последнюю тонкую преграду, и желание переполнило ее, когда она стала целовать его и прижалась к нему всем телом. Да, она была целомудренной девушкой, но она же одновременно была женой этого человека. Поэтому, обняв его, она стала со страстью целовать его и почувствовала его ответную реакцию. Он тоже ее хотел.

Даже больше, чем она его.

Как и в мастерской, их страсть мгновенно вспыхнула. Не обращая никакого внимания на обожженную и забинтованную руку, он уложил Эдит на спину и спустил брюки, готовясь войти в нее. Она открылась ему, и он, наконец, наконец проник в нее – и она почувствовала невероятное удовлетворение.

О, Томас, любовь моя….

Они стали единым целым и наконец-то занялись любовью. И когда блаженство подняло ее к самым звездам, Эдит почувствовала, что все будет хорошо. Они будут жить и любить друг друга.

Подальше от Аллердейл Холла.

#

Утром они проснулись в новой действительности. Поцелуи, любовь, китайский чай и свежий, прямо из печи, хлеб. Солнечный свет придал поселку очаровательный блеск, снег, который все еще продолжал идти, был очень пушистым.

Эдит не слишком устала от поездки домой – всю дорогу они с Томасом говорили не останавливаясь. Теперь они были по-настоящему едины, все барьеры исчезли, и все теперь будет по-другому. Они переедут и будут путешествовать.

Помогая ей вылезти из повозки, Томас поцеловал ее, пытаясь запомнить такой, какой она была в этот момент, и неохотно присоединился к Финлэю, который занимался ящиками.

Проскользнув в дом, Эдит подняла голову и увидела, как сквозь пролом в крыше вниз падают сверкающие снежинки, мягкие, как пух. Она сняла свою шляпку.

– Люсиль! – позвала она свою невестку. – Люсиль!

Ей никто не ответил, но на кухне слышался какой-то шум. Чай с хлебом они ели уже много часов назад, так что какая-нибудь еда совсем не помешала бы. И что-нибудь горячее, чтобы согреться после долгой поездки по холодной сельской местности. Можно даже этот горький чай. Держа в руках несколько пакетов со всякой мелочью, которую она купила – например, теплые перчатки и муфту, – Эдит вошла на кухню и положила их на стол. На плите стояла забытая сковорода. Картофель в ней горел и дымился, и Эдит сняла ее с конфорки.

– Мы вернулись! – крикнула она.

И тогда из дальнего угла кухни, с бледным и измученным лицом появилась Люсиль. Под глазами у нее были черные круги.

– Где вы были? – спросила она напряженным голосом. Двигалась она как одна из механических игрушек Томаса, будто заведенная до предела.

– Дорогу засыпало снегом, – ответил Эдит. – И мы….

– Вы не вернулись ночью! – воскликнула Люсиль и, схватив сковородку, грохнула ее на рабочий стол.

– Я… мы… – с трудом произнесла испуганная Эдит.

– Вы должны были вернуться вчера, – настаивала Люсиль.

– Мы провели ночь на почтовой станции, – пояснила Эдит.

Заморгав, Люсиль уставилась на нее. Потом она стала раскладывать еду, которая была совершенно непригодна в пищу, по тарелкам.

– Вы спали там?

Ее недовольство поставило Эдит в тупик. Ее ведь не могло удивить то, что Томас наконец воспользовался своей привилегией женатого мужчины, но тем не менее все выглядело так, как будто они должны были обязательно спросить у нее позволения.

– Да. А что в этом такого, Люсиль? Томас мой муж.

– Я серьезно. Для вас это что, просто шутка? – Люсиль не так легко было сбить с толка. – Повод для смеха? Я чуть не умерла от волнения!

– От волнения…?

– Вас нет, а за окном воет буря, – не унималась Люсиль.

Ну, конечно же! Как и Эдит, Люсиль в своей жизни пережила несколько трагедий. Ее родители умерли. И она знает, что плохие вещи могут и часто случаются с дорогими для нас людьми. До тех пор пока человек не испытает этого на себе, он никогда не поймет этот страх. Эдит его понимала.

– Я не знала, вдруг с вами что-то произошло. И была здесь одна. Совсем одна. А я не могу быть одна….

Дом скрипел. Глина сочилась сквозь трещины между потолком и стенами. Эдит подумала, что знает еще одну причину, по которой Люсиль так расстроилась: женщина оказалась одна в Доме после того, как монструозный призрак угрожал самой Эдит. Возможно, Люсиль тоже что-то почувствовала.

Она была действительно взвинчена.

Эдит хотела, чтобы Томас увидел, в каком состоянии находится его сестра.

Мы должны покинуть этот Дом. Все вместе.

– Дом, – повторила Люсиль, как будто прочитала мысли Эдит. – Он медленно погружается. С каждым днем все глубже. Мы должны что-то сделать, чтобы остановить это.

Нет. Мы просто должны все это бросить, подумала Эдит. Это кошмарное место уже не восстановишь.

Неожиданно она почувствовала сильное головокружение. Кухня сначала встала на дыбы, потом вытянулась и расплылась в ее глазах… Так же, как и лицо Люсиль.

– Мне надо присесть, – сказала Эдит. – Я плохо себя чувствую. – Ее лоб был покрыт капельками пота, и она никак не могла сфокусировать свой взгляд. Ей казалось, что весь Дом пульсирует и то появляется, то исчезает, полностью потерявшийся в пространстве и забывший, что дома должны быть прочными и монолитными.

О чем я думаю? удивилась она. В моих мыслях нет никакого смысла.

– Я сделаю вам чай. Он будет готов через минуту.