Онлайн книга «Омуты и отмели»
|
«Арапчонок» старуху покорил – и за руку его держала, и за щеку потрепала, и коленку ему погладила: – Каков! Черный, бархатный! И талант, и красота, и все девки его. И слава впереди. Все у тебя будет. Поцелуешь старуху-то, не побрезгуешь? – и подставила ему щеку. Но Стивен, ухмыльнувшись, поцеловал Ольгу в губы, так, что она даже порозовела и замахала на него руками: – Кыш, кыш! Проказник! Смутил совсем! Марина с Лёшкой смеялись – Марина успела прошептать ему на ухо, о чем подумала тетка: «А с черным-то я, пожалуй, и не спала! С китайцем – успела. Или это японец был?» Стивен ушел, улыбаясь, зато Рита начала плакать, как только вошла. – Ой, да перестань, не люблю! Трясется, как овечий хвост! – Ольга вгляделась и покачала головой. – А любви-то сколько! Везувий! И правда, вспомнив про своего Страйдера, Рита просто сияла от любви и изливала ее на всех подряд, так что Ванька уже стал от нее прятаться, но Муся пока еще покорно терпела Ритины сумасшедшие объятия и поцелуи. Марина несколько раз заставала Риту, когда та танцевала посреди комнаты, размахивая руками, в другой раз – в ванной: Рита держалась руками за щеки и смотрела безумными глазами в зеркало: «Боже мой, боже мой, боже мой!» Эмоции били из Риты фонтаном, и только Лёсик мог ее утихомирить: проходя как-то мимо детской, Марина увидела, что Рита спит на ковре, а Лёсик гладит ее по голове. – Успокойся, детка. – Марина тоже погладила ее по голове. – Ну, где ж твой-то? Кто он, музыкант? – Да! – Рита тут же забыла плакать и вся расцвела. – Музыкант! Он гитарист и аранжировщик, и… Марина испугалась, что Рита сейчас завалит тетку подробностями, но Ольга, видно, ее одернула, и Рита уже тише произнесла: – Он в Нью-Йорке. – Далеко. За океаном? Ну да. Подожди-ка, а это что еще за самоуничижение? Марина, так не получится! Марина знала, в чем дело: Рита вбила себе в голову, что она не будет навязываться Страйдеру: «Я счастлива уже тем, что было; у меня есть от него ребенок, и больше мне ничего не надо!» За всем этим, конечно, крылась ее неуверенность в себе. «Почему это навязываться? – убеждала ее Марина. – Лёсик такой же его ребенок, как и твой. А ребенку нужен отец». – Правильно, – поддержала Ольга. – А потом, почём ты знаешь, может, ты ему нужна? Бродяге-то твоему. – Вы правда так думаете? – Тут и думать нечего. Ну, попробуем. Далеко, но что делать! Давай, позови его. Помогай, племянница. Рита непонимающе оглянулась на Марину. – Позови его мысленно, – объяснила та. – Внутри себя крикни изо всей силы! – А что крикнуть? – Ну крикни: «Я люблю тебя!» Или: «Ты мне нужен! Мне и моему сыну!» Он же знает про сына? Знает. Ну вот. Давай! И Рита крикнула. Да так, что у тетки с племянницей зазвенело в головах. – Ах ты господи! Ну ладно, теперь точно услышит. И он услышал! В Нью-Йорке как раз было два часа ночи, Страйдер только-только заснул. Во сне к нему пришла зеленоглазая девочка, смотревшая на него, как на бога. Присела на край постели и сказала: «Прилетай скорей. Ты нам так нужен». Потом положила ему на ладонь маленький треугольный кубик – красный и блестящий: «Он один такой. Самый важный. Пусть будет у тебя. Ты тогда нас не забудешь, правда?» Больше никто из «семьи» Ольгу не поразил: ей понравилась Фрося: ишь, журчит, как ручеек. Про Юлю тетка сказала: «Гордая!» – но союз с Кириллом одобрила. Илюшу рассматривала, поджав губы, а когда мальчик вышел, произнесла: – Ну и чего ждете? Марина? Мальца спасать надо. Как от чего? Азартен слишком, заигрывается. Отец-то у него – игрок? – Аркадий в казино играет, – объяснила Марина потрясенной Юле, которая ничего не знала. – А Илюша? Он-то где играть может?! – Да в Интернете! – с досадой сказал Кирилл, который уже догадался, в чем дело. – Я тебе потом объясню. Там есть игры онлайн, за деньги. То-то он все зависает. – А ты что ж? Ты теперь отец, следи. Марина, займись мальчиком. Плохо смотришь. – Виновата. Илюша почему-то все время выпадал из ее поля зрения – тихий застенчивый мальчик, по возрасту он занимал среднее положение между старшими и младшими и чаще играл один. И вот, пожалуйста! Анатолий принес старухе огромный букет роз: опоздал и долго извинялся, даже руку ей поцеловал. Ольга вгляделась в него и нахмурилась: – Справился с горем, молодец. Ты не жалей дочь, ей там лучше. А ту-то свою, красу ледяную, не проклинаешь? – Нет. Вспоминаю с благодарностью. – И правильно. Добро надо помнить. Она была несчастное создание, изломанное. Птица, да бескрылая. – Я знаю. – Ну ладно, господь с тобой! Эту-то береги, ручеек свой! Марина поразилась, что у тетки возникают точно такие же образы, что и у самой Марины: Фрося – ручеек, Ирочка – птица. Саму Ольгу Марина видела как живое существо, похожее на огромное старое дуплистое дерево – плакучую иву, в которую били молнии, буря ломала ветви и ствол, но та все прорастала и прорастала зелеными листочками. – Тетушка, а как вы меня видите? Кто я? – Ты-то? Крылатая, конечно. Как и муж твой. Потому и сердце у вас двойное. – Тоже птица, как Ирочка? Нет? Ангел? – У тебя крылья ангельские, а лапы птичьи. И лик женский. «От главы до пояса состав и образ женский, от пояса же птица», – вспомнила Марина: – Птица Сирин? – Вот-вот. Вроде того. Птица радости. Ирочка такая же, но другая. Марина задумалась, вспомнив Валерию, которая перед самой смертью убрала свою ослепляющую защиту и предстала тем «монстром», которого чуть раньше сумел увидеть Леший: не то птица, не то химера с переломанными крыльями и лицом, искаженным от боли и скорби. Тогда – как и сейчас! – возникло у Марины в памяти странное виденье, которое посетило их с Лёшкой при прощании с деревней: высоко в небе летят, провожая катер, три огромные птицы, три сестры – Радость, Печаль и Мудрость. Сирин, Алконост, Гамаюн… На самом деле образы, что возникали у Марины при первом взгляде на человека, не были такими конкретными и определенными: птица, дерево или ручеек. На краткие доли секунды вспыхивал яркий, но не выразимый словами символ, который потом встраивался в привычную систему знакомых понятий – так в пятнах Роршаха каждый из смотрящих узнает что-то свое. Но по тесту Роршаха то, с чем испытуемый ассоциирует кляксу, определяется особенностями его собственной личности, а образы, рождавшиеся в сознании Марины, строились в соответствии с особенностями личности другого человека. Похоже, что точно так же «видела» и Ольга. Что-то же стояло за этими «символами», вызывая в сознании именно образы райских птиц! |