Книга Анна в кроваво-алом, страница 28 – Блейк Мастерс

Она негромко фыркает. Затем хмурится:

– Что я могу тебе сказать? О чем мы можем говорить? Я так давно удалилась от мира.

Пожимаю плечами. Следующие слова срываются у меня прежде, чем я понимаю, что происходит:

– Ну, я и сам никогда особенно к этому миру не принадлежал.

Стискиваю зубы и упираюсь взглядом в пол. Просто не верится, как меня развезло. Жалуюсь девчонке, жестоко убитой в шестнадцать лет! Она заперта в доме, полном трупов, а мне надо ходить в школу и быть троянцем; мне надо есть приготовленное мамой жареное арахисовое масло и бутерброды с сыром и…

– Ты общаешься с мертвыми, – мягко говорит она. Глаза у нее ясные и – не могу поверить – светятся сочувствием. – Ты начал общаться с нами с тех пор как…

– …с тех пор как погиб мой отец. А до того он общался с вами, и я пошел по его стопам. Мой мир – смерть. Все остальное – школа и друзья – просто вещи, которые путаются под ногами по пути к следующему привидению.

Я никогда не говорил этого раньше. Никогда не позволял себе думать так дольше секунды. Я поддерживал в себе целеустремленность и таким образом ухитрялся не особенно думать о жизни, о живых, как бы мама ни подталкивала меня развлекаться, гулять, поступать в колледж.

– Тебе никогда не бывало грустно? – спрашивает она.

– Не часто. Ведь со мной иная сила, понимаешь? У меня есть цель.

Сую руку в задний карман и вытаскиваю атам, вынимая его из ножен. Клинок блестит в сером свете. Нечто в крови у меня, в крови у моего отца и его предков делает его больше, чем просто ножом.

– Я единственный человек на свете, кто это может. Разве это не значит, что таково мое предназначение?

Стоило словам вылететь, как я тут же о них жалею. Они лишают меня всякого выбора. Анна скрещивает бледные руки на груди. Движением головы перебрасывает волосы через плечо, и странно видеть, как они лежат там обычными темными прядями. Я так и жду, что они шевельнутся, поднимутся в воздух, увлекаемые невидимым течением.

– Как-то несправедливо не иметь выбора, – говорит она, словно читая мои мысли. – Но и бесконечный выбор на деле не легче. Когда я была живая, никак не могла решить, чем хочу заниматься, кем хочу стать. Мне нравилось фотографировать – хотела снимать для газеты. Обожала готовить – хотела переехать в Ванкувер и открыть ресторан. У меня был миллион различных желаний, но ни одно из них не пересиливало остальные. В итоге они бы, наверное, парализовали меня. Так и осталась бы здесь управлять пансионом.

– Не верю.

Она кажется такой сильной, эта рассудительная девушка, убивающая легким движением пальцев. Она бы все это бросила, выпади ей шанс.

– Честно, не помню, – вздыхает она. – Не думаю, что при жизни была сильной. Теперь-то кажется, что я любила каждое мгновение, что каждый вздох был волшебным и свежим. – Она комично прижимает руки к груди и глубоко втягивает воздух через нос, а затем выдувает с фырканьем. – Наверняка нет. При всех моих мечтах и фантазиях не припоминаю, чтобы я была… как это называется? Бойкой.

Я улыбаюсь, и она тоже. Потом заправляет волосы за ухо таким живым и человеческим движением, что я забываю, что хотел сказать.

– Что мы делаем? – спрашиваю. – Ты пытаешься убедить меня не убивать тебя, да?

Анна опять складывает руки на груди:

– Учитывая, что ты не можешь меня убить, думаю, это было бы пустой тратой сил.

Смеюсь:

– Ты слишком самоуверенна.

– Да ну? Я знаю, что ты еще не продемонстрировал мне своих коронных приемов, Кас. Я чувствую напряжение в твоем клинке оттого, что ты его придерживаешь. Сколько раз ты это проделывал? Сколько раз ты сражался и побеждал?

– Двадцать два за последние три года, – отвечаю я с гордостью.

Это больше, чем удавалось за такой же отрезок времени моему отцу. Меня можно назвать перфекционистом. Я хотел быть лучше его. Быстрее. Сообразительнее. Потому что не хотел кончить как он.

Без моего ножа я не представляю собой ничего особенного – обычный семнадцатилетний парень среднего телосложения, скорее даже худоватый. Но с атамом в руках можно подумать, что у меня тройной черный пояс или что-то вроде. Движения уверенные, сильные и стремительные. Она права, когда говорит, что еще не видела меня во всем блеске, и я не понимаю почему.

– Я не хочу причинять тебе боль, Анна. Ты ведь это знаешь? Ничего личного.

– Так же как я не хотела убивать всех этих людей, гниющих теперь у меня в подвале, – горестно улыбается она.

Значит, они настоящие.

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я. – Что тебя такой сделало?

– Не твое дело, – отвечает она.

– Если ты мне скажешь… – начинаю я, но не заканчиваю.

Если она мне скажет, я ее вычислю. А как только я ее вычислю, я смогу ее убить.

Дело становится все запутаннее. Эта пытливая девочка и бессловесный черный монстр – одно и то же. Разделю ли я их, вонзив в нее нож? Отправится ли Анна в одно место, а тварь в другое? Или Анну засосет та же бездна, куда уходят остальные?

Я-то думал, что давно выкинул из головы подобные мысли. Отец всегда говорил мне, что не наше дело судить, мы всего лишь инструмент. Наша задача отсылать их прочь от живых. У него был такой уверенный взгляд, когда он это говорил. Почему я лишен этой уверенности?

Медленно поднимаю руку, чтобы коснуться ее холодного лица, провести пальцами по щеке, – и с удивлением обнаруживаю, что кожа ее мягкая, а не мраморная. Она застывает, затем неуверенно поднимает руку и накрывает мою ладонь своей.

Волшебство так сильно, что, когда дверь распахивается и влетает Кармель, ни один из нас не двигается, пока она не произносит мое имя.

– Кас! Что ты делаешь?!

– Кармель, – брякаю я.

И это правда она, ее фигура на фоне открытой двери, как в раме. Она держится за ручку и, кажется, дрожит. И делает еще один опасливый шаг внутрь.

– Кармель, не двигайся, – говорю я, но она таращится на Анну, которая отступает от меня, кривясь и хватаясь за голову.

– Это она? Вот это убило Майка?

Глупая девчонка, она заходит еще дальше в дом. Анна отступает так быстро, как может на подгибающихся ногах, но я вижу, что глаза у нее уже почернели.

– Анна, нет! Она не знает, – выпаливаю я, но слишком поздно.

Что бы ни позволяло Анне щадить меня, оно явно имеет однонаправленный эффект. Она исчезает в вихре черных волос и алой крови, бледной кожи и зубов. На мгновение воцаряется тишина, и мы слышим кап-кап-кап ее платья.

А затем она бросается, готовая вонзить пальцы в кишки Кармель.

Я прыгаю и толкаю ее, в миг столкновения с гранитной глыбой понимая, что я идиот. Однако мне удается сбить ее с курса, и Кармель отскакивает в сторону. Но не в ту. Теперь она еще дальше от двери. До меня доходит, что у некоторых людей есть только книжный опыт. Кармель ручная домашняя кошечка, и Анна сделает из нее котлету, если я что-нибудь не предприму. Анна падает на четвереньки, ее красное платье тошнотворно струится по полу, глаза у нее безумные, волосы дыбом. Я бросаюсь к Кармель и становлюсь между ними.