
Онлайн книга «Анна в кроваво-алом»
– От вас с Морвраном мне понадобится только связывающее заклятье, когда он доберется сюда, – говорю я, не переставая наблюдать. – И приманка не помешала бы. Сумеете придумать? – Это должно быть довольно просто, – отзывается Томас. – Для призыва энергий или любовника существует куча заклинаний. Твоя мама наверняка не один десяток знает. Мы их просто переделаем. И зарядим какой-нибудь шнурок на связывание. И барьерное масло твоей мамы тоже можно модифицировать. – Он перебирает варианты и методы, и брови у него сходятся на переносице. – Должно сработать, – говорю я, хотя по большей части понятия не имею, о чем он толкует. – Ага, – скептически хмыкает он. – А теперь раздобудь мне всего лишь генератор на сто двадцать один гигаватт и потоковый накопитель – и дело в шляпе. Смеюсь: – Фома неверующий. Не будь таким пессимистом. Все получится. – Откуда ты знаешь? – спрашивает он. – Потому что должно. Стараюсь держать глаза широко открытыми, а голова начинает реально пульсировать. Две линии обороны выстроены в доме, не видевшем такого оживления с тех пор, как… наверное, никогда. На верхнем этаже Томас с Морвраном насыпают вдоль лестничной площадки дорожку из порошковых благовоний. У Морврана в руках его собственный атам, и он вырезает им в воздухе пентаграмму. Нож у него и близко не так крут, как мой, висящий в кожаных затягивающихся ножнах на перевязи, охватывающей грудь и плечо. Стараюсь не слишком много думать о том, что про него говорили Томас и Морвран. Это просто вещь, артефакт, сам по себе не злой и не добрый. Он не обладает собственной волей. Все эти годы я не прыгал вокруг него, приговаривая «моя прелессссть». А что до связи между ним и колдуном-обеа, сегодня она наверняка будет разорвана. На верхней площадке Морвран что-то шепчет и медленно поворачивается по кругу против часовой стрелки. Томас берет нечто вроде деревянной руки с растопыренными пальцами и проводит ею по верхним ступеням, затем кладет ее на пол. Морвран заканчивает пение и кивает Томасу, тот зажигает спичку и роняет ее. По периметру верхней площадки вспыхивает синее пламя и гаснет, оставляя после себя дым. – Пахнет, словно на концерте Боба Марли [41], – говорю я, когда Томас спускается вниз. – Это пачули, – поясняет он. – А что это за деревянная швабра с пальцами? – Корень окопника. Для защиты дома. – Он оглядывается. Я прямо вижу, как в голове у него прокручивается контрольный список. – А вообще что вы там наверху делали? – Оттуда-то мы и будем производить связывание, – говорит он, кивая на второй этаж. – И это наша линия обороны. Мы собираемся запечатать верхний этаж целиком. Если все пойдет совсем плохо, перегруппируемся там. Он к нам и подобраться не сможет. – Он вздыхает. – Так что, думаю, начну-ка я пентаграммить окна. Второй фронт гремит чем-то на кухне. Там мама, Кармель и Анна. Анна помогает маме разобраться с дровяной плитой, ведь надо сварить защитные зелья. Я также улавливаю аромат целительных отваров на розмарине и лаванде. Мама у меня из тех, кто считает «готовься к худшему и надейся на лучшее». Это ее задача как-то его сюда заманить, то есть кроме моей «бабочки-пчелы», конечно. Не понимаю, почему думаю шифром. Все эти «бабочки-пчелы». Даже сам начинаю гадать, о чем это я. «Бабочка-пчела» – это обман. Это стратегия боксирования, прославленная Али [42]. Заставь противника думать, что ты проигрываешь. Замани его туда, куда тебе надо. А затем вынеси. Так в чем же заключается моя «бабочка-пчела»? Убить Анну. Полагаю, надо пойти сказать ей. В кухне мама нарезает какие-то листья. На столе открытая банка с зеленой жидкостью, пахнет как смесь маринада и древесной коры. Анна помешивает горшок на плите. Кармель вьется возле двери в подвал. – А что там внизу? – спрашивает она и открывает. Анна напрягается и смотрит на меня. Что найдет Кармель внизу, если спустится туда? Ошалелые шаркающие трупы? Скорее всего, нет. Похоже, их явление – отражение собственного Анниного чувства вины. Если Кармель на что-то и наткнется, то, вероятно, это будут какие-то мягкие холодные пятна да загадочно хлопнувшая дверь. – Ничего такого, о чем стоит переживать, – говорю я, подходя к ней и закрывая дверь. – Наверху все идет отлично. А у вас тут как? Кармель пожимает плечами: – От меня толку не много. Это вроде готовки, а я готовить не умею. Но, по-моему, они прекрасно справляются. – Она морщит нос. – Только как-то медленно. – Никогда не торопись при варке доброго зелья, – улыбается мама. – А то подействует криво. И от тебя очень большая польза, Кармель. Ты же кристаллы очистила. Кармель улыбается ей, но бросает на меня значительный взгляд: – Пойду-ка помогу Томасу с Морвраном. Она уходит, и в ту же минуту я об этом жалею. Стоило остаться в кухне только мне, Анне и маме, как в ней сразу становится как-то душно. Есть вещи, которые необходимо сказать, но только не в мамином присутствии. Анна откашливается: – По-моему, схватывается, миссис Лоувуд. Я вам еще для чего-нибудь нужна? Мама бросает взгляд на меня: – Не прямо сейчас, милая. Спасибо тебе. Пока мы идем через гостиную к прихожей, Анна выворачивает шею, пытаясь разглядеть, что происходит наверху. – Ты не представляешь, как это странно, – говорит она. – У меня в доме люди, а мне не хочется разорвать их на мелкие кусочки. – Но так же лучше, нет? Она морщит носик: – Ты… как там Кармель говорила? – Опускает глаза, потом снова смотрит на меня: – Жопа. Я смеюсь: – А ты врубаешься. Выходим на крыльцо. Застегиваю куртку. Я ее так и не снял – в доме полвека не топили. – Мне Кармель нравится, – говорит Анна. – А сначала не нравилась. – Почему? Она пожимает плечами: – Я думала, она твоя девушка. – Улыбается. – Но это глупая причина не любить человека. – Ну да. По-моему, Кармель с Томасом движутся встречно-пересекающимся курсом. Мы прислоняемся к стене, и я чувствую гниль в досках у меня за спиной. Они ненадежны. Стоило мне прислониться – и уже такое ощущение, что это я их подпираю, а не наоборот. |