
Онлайн книга «Морена»
В США — бывшая университетская левачка, которая работала пионервожатой в лагере Артек — стала заместителем Госсекретаря США, и одним из наиболее последовательных врагов России. В Германии — бывший левый террорист стал министром иностранных дел, и тоже последовательным врагом России. Осама бен Ладен напал на США — а теперь террористы ИГИЛ, по сути действуют в интересах США, воюя против России и Ирана. Мощь страны — не в том чтобы победить врага, а в том чтобы натравить его на других врагов. Мощь элиты страны — не в том чтобы победить внутренних врагов, а в том, чтобы перековать их, чтобы и они — работали на интересы страны. А здесь… банду геть, банду геть. Смешные… Впрочем, от них многого и не требуется. Чтобы выполнять приказы — не обязательно быть слишком умным, достаточно просто понимать язык, на котором они отдаются. В Грузии — уже созданы учебные заведения для элиты, где молодые грузины получают образование на английском языке. То же самое будет и здесь. В горле пересохло. Он поднял бокал, посмотрел вдаль, на высотку гостиницы в порту, потом его взгляд скользнул по набережной, лестнице… И тут Вебба как будто ударило током. Не веря своим глазам, он смотрел перед собой, и казалось — не видел ничего. Кабрал! Он был тут. В паре десятков метров от него! Вебб даже не подумал выхватить пистолет, который у него был. Он представлял себе, кто такой Клаус Мария Кабрал — и понимал, что даже если он начнет первым, шансов выжить у него немного. У него может быть прикрытие… а если и нет — попытка задержать его легко превратится в кровавую бойню в общественном месте. Если это действительно Кабрал — он не может не быть вооружен — и откроет огонь, не задумываясь. Вместо этого он достал телефон. — Мария… — преувеличенно бодрым голосом сказал он — давай, сделаем селфи, а то, как будто и в Одессе не были. Мария — тонкие скулы, чаячьи брови вразлет — недоуменно посмотрела на него. Он глазами как смог передал ей — делай, что я говорю. — Хорошо… — недоуменно сказала она. Они встали из-за стола, Вебб увлек ее к ограждению. — За тобой, пятьдесят футов, у ограды — негромко сказал он — мужчина. Лет сорок пять, черная бейсболка. Сделай снимки. Мария насторожилась. — Кто они? — Потом объясню. Только не засветись. — Хорошо… Они изобразили влюбленную парочку. Мария поставила зум на телефон, выверила положение объектива… — Есть… он уходит. — Пошли. — Что происходит?! Гоббс и Юхевич с удивлением смотрели на них. — Оставайтесь здесь. — Брендан, какого черта…. Вебб уже не слушал. * * * К счастью, человек, которого он опознал как Клауса Марию Кабрала, бывшего чилийского спецназовца и исполнителя ЦРУ — пошел пешком. Если бы он взял машину, слежка закончилась бы, не успев начаться. — Я немного отстану, — прошептал Вебб в ухо Поплавской, обнимая ее, — смотри, не упусти его. Ты идешь за ним, я за тобой. Потом поменяемся. — Я тоже хотела бы каких-то объяснений. — Потом. Имей в виду, это профессионал. Вебб отпустил Марию, свернул к ларьку. Он купит цветы. Засветится с цветами, потом выбросит. Обычно люди помнят самое яркое. Запомнят цветы… * * * — Слава Украине!. — Героям Слава!. — Слава нации!. — Смерть ворогам!. — Украина!. — Понад усе!. — Бандера! Шухевич! Герои народу! Они! Воевали! За нашу! Свободу!. — Москалей! На ножи!. — Коммуняку! На гиляку!. Нехитрый набор лозунгов — бил по нервам… Он плохо понимал сакральный смысл этих слов — но он хорошо понимал и собравшихся, и то какое будущее их ждет. И перед каким страшным выбором — поставлена эта страна, которая зачем-то отделилась от России, ради призрачного самостоятельного будущего. Речь — о выборе между плохим и плохим. Вот эти юные мальчики и девочки — эти цветы с колючками и шипами — это будущее нации. По-настоящему, без дураков. Проблема в том, что они — левые, левые инстинктивно [71]. В двадцать лет — тот кто не левый, у того нет сердца, в пятьдесят тот кто не правый, тот идиот. Столкновение отцов и детей, не раз гениально показанное русскими писателями на страницах своих книг — оно обусловлено именно этим. Но самое страшное начинается, когда столкновения перерастают уровень отдельных демонстраций и эпизодов и выходят на уровень межпоколенческой войне. Он видел, что произошло в Чили. Там, изначально левый президент Альенде пытался объединить страну, но не мог, потому что нельзя впрячь в одну повозку лебедя, рака и щуку. Он был левым, но все время своего президентства смещался вправо и добился того, что левые перестали ему доверять, а правые — никогда бы ему не доверились. Еще за два года до военного переворота Пиночета — в стране началась гражданская война, и начали ее длинноволосые леваки, начитавшиеся Мао, Ленина и Троцкого. Они расстреливали богатеев — самым громким было убийство Суховича, но были и другие, устраивали акты саботажа на предприятиях… было то же самое, что было в России в самом начале века — волна террора с намерением подточить режим. В террор шли, в том числе девочки и мальчики из лучших семей страны… потому что верили в социальную справедливость и хотели осчастливить всех. Но дальше произошло то, что не произошло в свое время в России — армия совершила переворот. Немалую роль в решении совершить переворот — сыграло знание того, что произошло в России — военные решили действовать. Это горящее идеалами поколение — было просто забито сапогами, запытано, расстреляно, изнасиловано. Он знал — от непосредственных участников переворота, которые учили и его жизни — что солдатам был отдан приказ действовать с максимальной жестокостью, чтобы запугать и сломать даже тех, кого потом выпустили. На дискотеке Венда Сексо — устроили пыточный центр, что было весьма показательно. И вот, полвека спустя — Чили страна с самым большим ВВП на душу населения в Латинской Америке… только будущего у нее — по сути, и нет. Это мало кто понимает, но… нет. Общество — до сих пор разрушено и сломлено. Глухое противостояние продолжается до сих пор — только те кто живет в Чили — видят, с каким остервенением студенты атакуют полицию во время демонстраций, и с какой жестокостью полиция разгоняет незаконные митинги. Это при том, что режим — давно другой, а во главе страны — дочь бывшего узника хунты. Но примирения — нет. И смирения — нет. А тем более — прощения нет. |