Онлайн книга «Метро 2033. Пасынки Третьего Рима»
|
Дим-Саныч хотел было еще о чем-то его спросить, но натолкнулся на хмурый и недоверчивый взгляд юного мутанта и понял, что тот больше ничего ему о себе не скажет. – Ну ладно, – сказал медик, поднимаясь. – Вы тогда отдыхайте пока, молодые люди, а если что – ваши коллеги меня позовут. Желаю вам скорейшего выздоровления! – Спасибо! – весело отозвался со своего места Костя; Марк, помедлив, тоже поблагодарил. В конце концов, этот «чистый» оказал ему медпомощь – хотя мог бы брезгливо отвернуться от мутанта. И было бы невежливо оставить его без признательности за это. Дим-Саныч кивнул им и вышел, позвав за собой Гая. Тот зачем-то погрозил подросткам кулаком – мол, чтоб никакой больше самодеятельности у меня тут! – и удалился следом за врачом. – А теперь – рассказывай! – велел Крыс, подождав, пока за ними не закроется дверь. – Что? – не понял Костя. – О чем? – Да все о том же! Какого хрена ты сунулся к этому Мазюкову – за меня вписываться? Я разве тебя просил об этом? – Не просил, – признал черкизонец. – Тогда какого… – Ну, я же тебя там, в клетке, тоже не просил спасать меня от продажи в бордель для педиков! Марк поперхнулся следующей фразой и некоторое время пытался откашляться. Как-то из головы совсем вылетело, что Костя – мастер неожиданных и порой весьма прямолинейных сюрпризов. Причем преподносимых с абсолютно непробиваемым видом, как будто так и надо! – Врезать бы тебе как следует!.. – отдышавшись, просипел скавен, наконец озвучив свое недавнее желание. – Чтоб не борзел, где не надо, и не лез в бутылку… – Врежь, – улыбнулся черкизонец. – Моей смазливой роже это, думаю, будет только на пользу. Да и прозвищу буду больше соответствовать. – Ой, дурак… – Ага… Некоторое время они лежали молча на отведенных им Гаем местах. Затем Марк, резко выдохнув, сгреб в охапку свое одеяло и подушку и, как был босиком и в трусах, прошлепал к койке друга. – Подвинься! – буркнул он. – Кому-то, кажется, было велено лежать тихо и не выступать… – сказал в пространство вредный Квазимодо. Но отодвинулся к стенке, давая место, сразу же и не колеблясь. – Кто бы еще говорил… Артист, блин… погорелого цирка… Скавен улегся рядом с другом на живот и положил подбородок на сложенные руки. Некоторое время оба молчали. – Я все хочу тебя спросить… – наконец начал Марк. – Вот тебе все твоя, как ты говоришь, «смазливая» ро… внешность покоя не дает. А ты не пробовал ее как-то… ну… вообще изменить? Так, чтоб не цеплялись всякие озабоченные сволочи? – То есть изуродовать себя? – Костя почему-то не удивился вопросу и даже понимающе кивнул. – Знаешь… я хотел. И даже пытался. И не раз. И не только изуродовать, но и… совсем… В смысле – убить себя, – он как-то безнадежно махнул рукой и со странной смесью беспощадной горечи, удивления и ненависти к себе закончил: – Представляешь – не могу! Не могу поднять на себя руку, страшно становится… Марк, я трус, да? Скавен посмотрел на расстроенного, кусающего губы «чистого». Все, что за это столь короткое время он успел узнать и понять о своем новом друге и товарище по несчастью, в слово «трус» ну никак не укладывалось! – Да никакой ты не трус! – стараясь казаться спокойным и небрежным, возразил он. – Ты просто… Просто зверь. – Че-го? – Чего слышал, Квазиморда! Зверь. С обостренным ис… тьфу ты, как же там его?.. А! Обостренным инстинктом самосохранения. Он-то тебе и не дает причинить себе вред… Хотя то, как ты спорил с Мазюковым, – Марк хмыкнул, – заставляет меня все же усомниться в том, что этот инстинкт у тебя имеется! – Видимо, он же мне и драться мешает… – погрустнел Костя, кажется, не обратив ни малейшего внимания на очередное упоминание о его словесной стычке с хозяином. – Этот самый инстинкт… Только он почему-то как-то странно мешает. Как подумаю, что мой удар причинит кому-то боль… или вообще убьет… Сразу страшно так… за других… Лицо Крыса расплылось в широкой улыбке, темные глаза блеснули короткими алыми сполохами в тусклом свете лампы. – Что-то говорит мне, что ты совсем не думал об этом в тот раз, когда мы с тобой сцепились в клетке на торгу! И потом, с Мазюковым. А это значит, что ты вовсе не безнадежен! Костя вздохнул, потянулся потрогать заплывший лиловым фингалом глаз: – Тогда у меня просто не было другого выхода… В обоих случаях. Крыс приподнялся на локтях и некоторое время разглядывал его лицо, словно впервые увидел. Квазимодо вспыхнул, на миг отгородился длинными ресницами, но потом снова вскинул упорный и строгий взгляд. – Принципиальный ты наш… – совсем по-взрослому вздохнул скавен, почему-то снова ощутив щемящий, совершенно иррациональный страх за этого безбашенного. А потом, быстро оглядевшись, придвинулся ближе и, хоть в комнате, кроме них, больше никого не было, горячо зашептал ему на ухо: – Я сбегу отсюда! Не знаю, правда, когда и как я это сделаю, но сбегу! И тебя с собой заберу, слышишь? Потому что мы не рабы! Я не хочу быть рабом! У нас на станции все по-другому, там каждый живет, как хочет! И у нас – просто мировой вождь! Он никому не даст нас в обиду! У нас, правда, «чистых»… ну, людей без мутаций… не любят, но мне пофиг, что ты «чистый»! Пусть только кто вякнет чего против!.. Ты пойдешь со мной на мою станцию? – Пойду! – не колеблясь, отозвался Костя. И улыбнулся: – Мы же теперь на одной цепи, не забывай. О’Хмара радостно засмеялся и легонько ткнул друга кулаком в бок. Тот ответил – но чуть более осторожно, помня о его ранах. Скавен притворно-хищно оскалился и скрючил пальцы наподобие когтей, но тут же не удержался и, прыснув, уткнулся носом в подушку. – Крыс, – вдруг сказал черкизонец. – А ты мне расскажешь про свою станцию? И про свое… племя? Марк посерьезнел и посмотрел на него долгим изучающим взглядом. А потом кивнул: – Расскажу. Тебе – расскажу. Тебе можно. …Спустя некоторое время зачем-то заглянувшие в жилой отсек Сказочники увидели обоих подростков крепко спящими на одной койке лицом к лицу. Лицо Кости, доверительно склонившего голову на плечо друга, дышало покоем и безмятежностью. Марк, наоборот – был хмур и напряжен, словно заботы и проблемы не отпускали его даже во сне. Рука скавена уверенно и твердо лежала на плече человека, словно оберегая его от опасностей внешнего, изменившегося до неузнаваемости мира. Мира, в котором такие, как он, мутанты теперь чувствовали себя гораздо увереннее и комфортнее, чем «чистые» люди вроде Кости. Крыс и лежал-то с краю, как будто и правда ограждал, защищал… заслонял своим телом… Собой… – Буратино, ты только глянь! – тихо позвал Шаолинь, остановившись над ними. Бур некоторое время смотрел на спящих, и на лице его на этот раз не было привычной дурашливой ухмылки до ушей. |