Онлайн книга «Внучка берендеева. Третий лишний»
|
— Амулет огненный… первого уровня. Полной зарядки… и еще информация. — О ком? — Обо мне… братьях… о боярыне Гордане… — Это которая с любови большой померла? Девка фыркнула. — А ты морду не криви… ишь, разбаловалась, совсем край потеряла. Думает, что коль мы одною кровью повязаны, то все ей спустится… шалая, от шалая… никакой управы на нее. Безликий покачал головою. И послышалась в голосе укоризна. И вправду беспокоится? Или играет в беспокойствие? Но зато понятно, отчего зубы у девки целы. Небось и на каторге не посмеют дорогу Безликому перейти. А царским людям он — не указ, вот и подпалили лицо клеймом. — …о том, кто на рынке шарфик покупал… он торг долго вел, чтоб наверняка запомнили. Под личиною был, но, может, повезет, и найдется кто, кто сумел под личину заглянуть? — Может, — благосклонно согласился Безликий. — А то ты рынку не знаешь. Там люду всякого тьма… кто-то да всенепременно б узрел интересное… И замолчал. Маска деревянная. Руки бледные, гладенькие, что у боярыни. Небось нисколько не утратили прежней прыти. — Чего ты хочешь? — со вздохом произнес Еська. Денег? Безликий вовсе не беден. Ему кланяются десятиной и нищие, и шлюхи городские, и воры, и разбойники, и прочие, кому случилось просить о помощи. Полны подземелья золота. И каменья драгоценные есть. И сложно сказать, чего именно там нету… и пожелай Безликий, зажил бы он своим двором, ел бы на золоте, спал бы на шелках… — От и разумный… — восхитился Безликий. — Видишь, Щучка… такого жениха поди поищи… — Нет. — Будешь кобенится, к шлюхам отдам. Пущай поучат тому, как с мужиком говорить надобно, а то выросла… баба сладкою быть должна. И покорною. А ты у нас, что полынь… тьфу, одна отрава. Значит, Рудый, припекло задницу-то? Еська пожал плечами: припекло. Наверное, не настолько припекло, как могло бы быть, но… чем дальше, тем меньше нравилось ему происходящее. — И мне бы еще знать, что люди говорят о… магиках, которые в Акадэмии. — Он осознал, что отступать ему некуда. Какую бы цену ни назвал Безликий, Еська примет. И будет молиться Божине, чтоб цена эта посильною оказалась. Впрочем, Безликий хоть и глумится, но знает, сколько и с кого взять. На жалость рассчитывать не стоит, но и безжалостным местного царя не назовут. Каждому по возможностям. А свой договор он исполнит честно. И значит, просить надо, пока слушают… — Ишь, какой любопытный. — Безликий цокнул языком. — Иль наглый? Ты-то как думаешь? — Гнать, — сквозь зубы выдавила Щучка, нисколько не устрашенная перспективою оказаться в дурном доме. То ли уже бывала, то ли знала, что тятька грозится, да дальше слов не пойдет. — Слышь, Рудый, чего говорит? Никакого разумения… безголовая… в матушку… уж я-то ее учил, учил уму-разуму… не один кнут обломал. И что, думаешь, вышло? Нет… была дурою, такой и померла… Левый глаз девки дернулся. А губы растянулись в диковатой ухмылке. — Эта тоже… ты с нею, Рудый, построже. Бей бабу молотом, будет баба золотом. Слыхал народную мудростю? Народ запросто так баить не станет. Безликий стряхнул с колен золотые монеты, и они покатились, заставив нищего дернуться. Но встать без дозволения он не посмел. Затих, уставившись жадным взглядом на солому. А в ней уже шубуршало, шевелилось… точно не крысы. Крысам-то золотишко без надобности. — Я не… — вскинулась было девка. — Цыц, шалава… — велел Безликий, и она, сверкнув глазьями, заткнулась. Разумно. Ни к чему лишний раз злить того, кто и без причины зол постоянно. — А ты, Рудый, слушай мою царскую волю, — и ногою стукнул. Нога ж та — в сапоге дырявом, веревкою перетянутом. Пальцы черные торчат из раззявленной пасти, шевелятся. И воняет… Еська уже позабыл, как тут воняет. Одежду потом только выкинуть. — Исполню я твою просьбу, так уж и быть, — милостиво произнес Безликий. — Но и ты уважь старика, исполни мою… По спине поползли мурашки. Предчувствие было не то чтобы нехорошим… отвратительным. — Видишь, Рудый, дочка у меня, хоть и без царя в голове, а все одно родная кровь… от родной крови грех великий отрекаться… Щучка закатила очи, видать, речь этакую она слышала не в первый раз. — А чего родителю для кровиночки хочется? Чтоб жила в покое и достатке… — Я не хочу… — А тебя, дура, не спрашивают. Пасть заткни и сиди тихо. В Щучку полетела уже не куриная кость, но полновесная монета, которая ударила наглой девке аккурат в лоб. И единственное, о чем Еська пожалел, что удар этот был не настолько силен, чтобы лоб треснул. Девка поморщилась. — Так вот, Рудый… ты у нас парень холостой… с этою… как его там… пырсктивою… — Перспективой, — поправила девка, лоб потирая. — Во-во, с нею самою… мордой хорош, что кот на выгуле… в милости царское… чем не жених. Сперва Еське подумалось, что Безликий шутит. Конечно. Шутит. Не всерьез же о том… — А у меня девка заневестилась. В самом соку… эй ты, шалава, скинь кафтанчик, покажи товар мордой. Девка нехотя, но подчинилась. А от взгляда, которым она одарила Еську, ажно икнулось. Не прокляла бы… с этакой станется. Без кафтана она была еще более страшной, чем в нем. Из ворота драной рубахи выглядывали острые ключицы, полы расходились, и виднелся впалый, посеченый шрамами живот. Еська закрыл глаза, чтоб не видеть этакого счастья. — Что, не нравлюся? — шипящим голосом поинтересовалась девка. — Ты мне тоже… — Ничего, — ответил Безликий со смешочком. — Стерпится — слюбится… ты, Рудый, не спеши морду кривить. Девка — огонь. Лупи почаще, чтоб знала хозяйскую руку, и будет тебе крепкое семейное счастие, как о том жрецы бают… Он определенно сошел с ума. Он… В прорезях маски глаз не различить, да и темно. — А заодно уж приглядывай, чтоб не прирезала ночью. С нее-то станется… Девка потянулась за кафтаном. — Вона, прежнего-то женишка живо на тот свет спровадила. Уж не знаю, чего там они не поделили… Щучка губу закусила, крепко, до крови. А ей происходящее нравится еще меньше, чем Еське. Если так, то… быть может, выйдет договориться? Безликому-то золото без надобности, а вот ей, глядишь, и пригодится. |