Онлайн книга «Место встречи изменить легко»
|
Дом, где был прописан профессор Кряквин и где он жил вместе с женой Катериной, был построен больше ста лет назад. В этом доме еще оставались квартиры, в которых одни и те же семьи жили с незапамятных времен. В таких квартирах случаются места, куда много лет не ступала нога человека. Чуланы и антресоли там разбирают только в том случае, когда квартира меняет хозяев и новые жильцы делают капитальный ремонт. Тот, кто не боится вековой пыли, может найти в нетронутых завалах разрозненный комплект «Нивы» за 1913 год, китайскую ширму со сказочными цветами и птицами, подушки от дивана, который давно сгинул на помойке, источенную жучком палисандровую шкатулку, расшитый бисером кисет, начисто проеденные молью фетровые шляпы с перьями и многое-многое другое. Вряд ли в этих завалах найдется что-нибудь по-настоящему ценное. Предприимчивые люди в свое время перешерстили чуланчики и снесли в скупку и ломаный бронзовый подсвечник, и фарфоровые настенные тарелки, и даже старый веер с костяной ручкой и усохшие от времени лайковые перчатки. Дворничиха Зина нисколько не боялась пыли и грязи, зато всегда хотела подзаработать, поэтому ее, как правило, нанимали жильцы для разборки завалов. Вчера Зина несла из соседнего подъезда целый узел вещей. Наверняка она с удовольствием отдаст Кате зеленое бархатное пальто за символическое вознаграждение. Катя накинула многострадальную куртку и бросилась на поиски дворничихи. — А он сидит на кухне, и на голове у него — полиэтиленовый мешок! — закончила Жанна. — И тишина… — не удержалась Ирина. К счастью, Жанна, глубоко погруженная в свои переживания, не обратила внимания на эту шпильку. Она задумчиво смотрела на пустой стакан. Ирина поспешно подлила подруге коньяк, и та выпила его, как воду. — А самое главное, что меня соседка видела! — Какая соседка? — по-деловому поинтересовалась Ирина. — Да такая, с собакой выходила. Неприятная такая. — С собакой? Тогда я ее должна знать, я всех собачников во дворе знаю. Какая у нее собака? — Такая тоже противная. Кривоногая, толстая и морда приплюснутая… — Мопс, что ли? — Наверное, мопс. — А-а, — Ирина погрустнела, — тогда это Ксенофобия Никитична. Трудный случай!.. — Что? Ксенофобия? — Жанна вытаращила глаза. — Это у нее прозвище, что ли? Все, тогда мне точно конец! — Какое прозвище! Настоящее имя, по паспорту! Но это тот случай, когда имя вполне соответствует содержанию! — Ирина придирчиво оглядела подругу и вздохнула. — А ты, конечно, как всегда, вырядилась на манер пожарной машины! Кто там в малиновом жакете вошел в подземный переход! — Знаешь, лучше ты меня не зли! — Жаннин взгляд потяжелел. — Что я, по-твоему, должна носить вещи нежно-крысиного цвета? Или цвета осенней грязи, как Катерина? Я яркая женщина, и мне идут яркие цвета! — Вот, теперь я тебя узнаю! — обрадовалась Ирина. — А то совсем скисла. Но насчет одежды — что-нибудь крысиное тебе сейчас точно не помешало бы, а то в таком виде тебя только слепой не узнает. Да и то вряд ли, потому что духи у тебя тоже… с ярко выраженной индивидуальностью. Даже Яша чихает! — Ничего, доберусь до дома — что-нибудь подберу. — До дома? — Ирина подошла к окну и снова помрачнела. — Это будет не так просто. Посмотри-ка, кто здесь у нас! Жанна поднялась (кухня слегка качнулась у нее перед глазами) и выглянула в окно. Перед подъездом, где обитал покойный Цыплаков, стояли целых три машины с полицейскими мигалками. Около них слонялись, курили и переговаривались несколько мрачных парней в кожаных куртках, удивительно похожих на персонажей полицейских сериалов. Еще один такой парень вел беседу с бдительными пенсионерками, оккупировавшими ближайшую скамейку. Судя по их энергичной жестикуляции, беседа оказалась плодотворной и содержательной. — Почему это все реальные менты так похожи на телевизионных? — задумчиво проговорила Жанна. — Создатели сериалов точно уловили их стиль или живые стали косить под телеперсонажей? — Сейчас тебя не это должно волновать. — Ирина прервала этот поток художественных наблюдений. — Сейчас нам нужно думать, как тебе отсюда вырваться. — Однако быстро они узнали об убийстве, — переключилась Жанна. — Интересно откуда. — Насколько я знаю Ксенофобию, она любые скандалы сквозь стену чувствует. — На этот раз ей такие способности не понадобились, — вздохнула Жанна. — Кажется, я действительно забыла закрыть дверь этой злополучной квартиры… Нет, ну надо же так вляпаться! А я еще Катьку всегда ругаю! — Раз ты способна на самокритику, значит, еще не все потеряно! — Но как мне добраться до своей машины? — До машины? — Ирина хмыкнула и покосилась на подругу. — Кажется, ты немного погорячилась. — А что такое? — Ты сколько коньяка выпила? — Ах да. — Жанна удивленно посмотрела на полупустую бутылку и снова села за стол. — Слушай, раз так — налей мне еще немного! И себе тоже, а то одной как-то грустно пить. Ирина разлила остатки коньяка и села, озабоченно подперев подбородок кулаком. — Но переодеться тебе непременно нужно. В таком виде ты и десяти шагов не пройдешь, первая же бабка остановит. — Да? — Жанна фыркнула. — Не хочешь ли ты сказать, подруга, что дашь мне что-то из своих шмоток? — А что? — Ирина обиделась. — По-твоему, мои вещи никуда не годятся? — Нет, по-моему, они просто будут с меня сваливаться, как с вешалки. Они же велики мне на четыре размера! — Прямо на четыре! — Ирина подпрыгнула от возмущения. — Максимум на размер! Вот у тебя какой размер, какой? — Ни за что не скажу! — Жанна схватилась за сердце. — Хоть пытай меня! Хоть жги каленым железом! — А я и так знаю, — фыркнула Ирина, — я видела этикетку на твоем желтом пиджаке… — Вечно ты подглядываешь, вынюхиваешь — подруга называется!.. — Жанка, что мы вдруг так раскричались, — опомнилась Ирина. — Разве можно? — Действительно, — усовестилась Жанна. — Это все коньяк. Ты мне больше не наливай! — А больше и нет. — Ирина перевернула бутылку и потрясла ее над своим бокалом. По стенке скатилась одинокая капля. — Но мои вещи тебе действительно будут великоваты, здесь ты права. Придется выбрать что-нибудь из Наташкиных. Наташа, двадцатилетняя Иринина дочь, была студенткой. — Наташкиных? — подозрительно скривилась Жанна. — Я представляю, что она носит! — В твоем положении, дорогая моя, — наставительно сказала Ирина и встала, чтобы сварить кофе, — капризничать совершенно ни к чему. Откровенно говоря, положение твое — хуже губернаторского. Ты еще не знаешь нашу Ксенофобию Никитичну и ее дурной глаз и злой язык. |