
Онлайн книга «Дневная красавица»
— Ах, нет, нет! — крикнул сэр Арчибальд. Затем, как бы стыдясь своего недоверия, он добавил: Я имел удовольствие начать партию с вами… значит… вы понимаете… мы и должны ее закончить… если вам будет приятно, я провожу вас в каюту и мы… мы поболтаем, пока вы приведете в порядок свои вещи. Посчитал ли я сэра Арчибальда более наивным, чем он был на самом деле, или Ван Бек преподал ему урок, который он не смог забыть, не знаю. Как бы там ни было, я ужасно смутился, но тут к нам подошел Боб. По его лицу я сразу понял, что мой вызов ему не понравился. Возможно, он догадался о его причине. — Какие приятные новости? — спросил он. — Умер Ван Бек? Боб говорил по-английски довольно неважно. Кроме того, в силу своей быстрой и сухой манеры говорить, его вопросы звучали как утверждение. Поэтому, думаю, сэр Арчибальд принял его злословие за правду. — Что? — вскричал он. — Что? Ван Бек… Возможно ли это? Сильное волнение, надежда, которую он даже не попытался скрыть, привели в возбуждение старого алкоголика. Нечто вроде детского блеска появилось в его выцветших, потухших глазах. Он медленно поднял руки с жестом благодарности и облегчения. — Боже мой!.. Боже мой… — начал он было. Но Боб грубо оборвал этот безумный шепот. — Никого не благодарите, — сказал он. — А если у вас видения, лечитесь! — Но… но… — пролепетал сэр Арчибальд. Боб безжалостно взглянул на него и заметил: — Куда, черт побери, могут деться души убийц… — Значит, значит, я не понял? — сказал сэр Арчибальд с горечью и бесконечной грустью. Потом умоляюще произнес: — Вы… вы никому не скажете, что услышали от меня сейчас? Не ответив сэру Арчибальду, я объяснил Бобу: — Мы хотели бы, чтоб ты был третьим в нашей игре. — Никакого желания! — Послушай… Боб вышел, не удостоив меня ответом. Некоторое время я медлил. Но это был мой последний шанс. — Я сейчас вернусь! — крикнул я сэру Арчибальду. И тоже вышел из зала. Боб, опершись о релинг, вглядывался в туман. Я подошел к нему вплотную и тихо сказал: — Так ты держишь свое слово? — Какое слово? — Помогать мне. — В чем? Боб повернулся ко мне с самым непроницаемым и жестоким, самым упрямым видом. Я понял, что намеки его не удовлетворяют и предположения тоже, что он ничего не желает знать наполовину и мне придется выкладывать все начистоту, вплоть до моей последней просьбы. Чтобы скрыть свое унижение, я принял агрессивный тон. — Не будь идиотом, — сказал я Бобу. — Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь. — Тебе так трудно изъясняться точнее? Я сделал над собой усилие, стараясь, чтобы Боб этого не заметил, и продолжал: — Мне нужно, чтобы ты задержал старика. — Зачем? — Чтобы я смог увидеться с Флоранс, — сказал я, сжав зубы. Боб отвратительно ухмыльнулся: — Я думал, с тебя уже хватит. — И, передразнивая меня: — Кончено, и удачно! Я почувствовал, что покраснел, и крикнул: — Да не ради нее, а для того, чтобы показать Ван Беку… — Что ты не боишься его китайца, — закончил со злой иронией Боб. — Замечательное чувство и прекрасно подходит к твоему типу красоты. Но я-то тут при чем? — Ты обещал мне… — Извини, речь шла о Флоранс, а не о Ван Беке, — ответил Боб жестоко. Он был прав и тем самым уязвлял мое самолюбие. Все мои доводы были опрокинуты, и мне оставалось либо отказаться от необходимой помощи, либо признать, что пренебрежение к Флоранс притворно! Всем мужчинам известно, чего стоит подобное признание, когда оно делается недоброжелательному свидетелю. Для молодого петушка унижение было ужасным. Однако я сам этого захотел. В этой противоречивой, суетной борьбе то, что заставляло меня сломить и Флоранс, и Ван Бека, и Боба, и сэра Арчибальда, и китайца-охранника казалось мне самым важным. Но к Бобу я испытывал настоящую ненависть. Конечно, я должен был догадаться, что по своей силе самолюбие, не позволяющее подчиняться моим прихотям, играло меньшую роль, чем естественная ревность и страсть, которые алкоголь уже не усмирял. Но в двадцать лет имеешь возможность жить с такой жаждой и полнотой, что нет ни желания, ни времени заниматься ничьим другим сердцем, кроме своего. Я изобразил не очень приятную улыбку и сказал Бобу: — Нет, малыш, — это обращение у нас было самым обидным, — нет, малыш, ты так просто не уйдешь. Я хочу видеть Флоранс, такова моя фантазия, мой каприз. Я предпочитаю скучать возле красивой девушки, которая меня любит. Думаю, это мое право! Боб помедлил с ответом. Он не ожидал ни такого хода, ни такой неискренности. Я воспользовался своим преимуществом и продолжал с возросшей дерзостью: — Удобно начинать разглагольствовать, когда пьян. Ты не находишь? И как Боб использовал мои высказывания против меня, так и я воспользовался его высказываниями против него. И я произнес, стараясь воспроизвести его интонацию: — Я в твоем распоряжении, располагай мной, как хочешь, если тебе потребуется помочь переспать с Флоранс… — Ты это сделал и благодаря мне! — прервал Боб яростным шепотом. Он был очень бледен, и губы его вздрагивали. Потом он глубоко вздохнул и сказал: — Ты это сделал благодаря мне. Больше я ничего тебе не должен. Тут я попал в еще более затруднительное положение, чем все то, от чего мне пришлось страдать. В самом деле, я заставил поверить в мой полный успех у Флоранс. Больше того, я все сделал, чтобы Боб в это поверил. Эта ложь меня полностью обезоружила. Боб был искренен, Боб был прав. Он вызвался мне помочь сделать Флоранс моей любовницей. В его глазах она ею стала. Он выполнил свои обязательства: он оплатил свой долг. А я, что теперь мне делать? Отступить? Покаяться после того, как я изобразил, мне так показалось, свое блистательное превосходство? Или открыть Бобу, что я не был любовником Флоранс и что мои притязания на эту роль были враньем? Думаю, что я был бы не способен решиться на подобное унижение, если бы Боб не принудил меня к этому. — Я всякий раз должен класть ее тебе в кровать? — спросил он с полным горечи сарказмом, который я счел проявлением оскорбительнейшего презрения. Я изобразил ледяное спокойствие и, приложив усилие сделать ровным свой голос и не допустить, чтобы досада и гнев заставили его дрогнуть, медленно произнес: — Боб, ты не заслуживаешь того, чтобы настоящий мужчина пожал тебе руку. Ты потворствуешь кретинам и отказываешься от долга чести. О! Не принимай вид лжесвидетеля… Ты очень хорошо знаешь, что я не мог овладеть Флоранс… |