Книга Реликт. Том 1, страница 140 – Василий Головачев

— Они… — начал Ратибор.

— Знаю. Они во многом правы. Конструктор — не просто их партнер, это еще и великий символ инакомышления, символ вечно непостижимого, бесконечно сложного, символ веры в иные возможности, в существование непознанной жизни, в реальность выхода за рамки привычных представлений, а веру убивать нельзя! Охотник убивает не птицу, он убивает полет!

«А каков ваш символ веры?» — хотел спросить Ратибор, но удержался, И тем не менее Грехов услышал его мысль. Улыбнулся сквозь свою обычную хмурую неприветливость.

— Символ, моей веры прост: завтра я буду знать! До связи, опер. Будь здоров. Кажется, к тебе еще один гость, принимай.

Дверь распахнулась, и в гостиную, стремительно пролетев пространство прихожей, ворвалась Настя. Круто затормозила, но не смутилась под взглядами мужчин.

— Порядок, — сказал Грехов, похлопал Ратибора по плечу и вышел, не глядя на девушку. Но как ни был утомлен и ошарашен визитами Ратибор, он все же смог уловить мгновенную молнию — беззвучный толчок в голову — пси-обмена Анастасии и Грехова. Ему даже показалось — он понял, что спросил проконсул, и что ответила Настя.

— Иди, иди, — пробормотал он негромко. — Я слышал, он будет ждать тебя.

Анастасия вскинула голову, отдышалась после бега, сквозь прищур век разглядывая Ратибора и прислушиваясь к чему-то. Потом сказала коротко:

— Я останусь.

— Иди, я не нуждаюсь в няньках, да и Грехов твой будет сердиться. Зачем тебе эти компромиссы?

Глаза девушки потемнели.

— Дерзишь, мастер, ты неправ. Не старайся разозлить меня или обидеть, сам пожалеешь потом.

— Пожалею, но делить тебя ни с кем не хочу! И не буду! Иди, он же сказал, что будет ждать. К тому же он экзосеанс, а я нормальный человек, не лишенный самолюбия.

Анастасия вдруг словно погасла, лицо ее стало безжизненным, бледным, измученным.

— Оказывается, ты можешь быть жестоким, мастер, но это не красит мужчину, я имею в виду сильного мужчину. Что ты знаешь о Габриэле? За что ты его невзлюбил? Знаешь ли ты, сколько пришлось пережить этому человеку? Он четырежды умирал и воскресал, на нем живого места нет! Все его друзья или погибли, или уже умерли, жена, поняв, что стареет, а он нет, разбилась, направив скорую в лоб грузовому нефу, сын погиб в экспедиции к Чужой…— Голос Насти пресекся, и она закончила шепотом. — Он одинок, понимаешь? Одинок, как не бывает одиноким ни один человек! — Она повернулась и вышла из гостиной.

Ратибор опомнился, спотыкаясь, догнал ее у двери, сказал в спину глухо:

— Прости…

Анастасия замерла, оглянулась через плечо.

— Прости, Стася… — Он покачнулся. — Я дурак.

Позже, через час, они лежали, утомленные, переживая то новое, что протянулось между ними, кроме влечения и жажды любви и ласки; нить пси-обмена была еще тонка и не всегда работала в обе стороны — Ратибор «слышал» Настю хуже, чем она его, и все же он теперь знал, что становится намного богаче. Правда, совсем обходиться без слов в общении с вей он еще не мог.

— Я собрался звонить тебе… когда пришел незванный гость.

— Кто именно?

— Батиевскнй. Честно говоря, он мне чем-то симпатичен, серьезный мужик и умный. Жаль, что он К-мигрант.

— Жаль, — вздохнула Анастасия, нашла в темноте его волосы, взъерошила, погладила по щеке. — У тебя странное имя — Ратибор, твердое и воинственное, от слов «рать» и «борьба», его не сократишь, не сделаешь уменьшительно-ласкательным. Ты представляешь редкий тип людей, которым нельзя дать другое имя. Не могу вообразить тебя Аристархом. — Она тихо засмеялась. — Аристарх Берестов. Или Сидор.

— Угу, — промычал он. — Имя у меня, как медаль чеканного серебра, не то что у твоего бессмертного Грехова, — Габриэль. Ли, Эль… несерьезно.

Девушка вздохнула, снова провела теплой ладонью по его щеке.

— Не сердись, мастер, но Габриэль… он очень серьезный, суровый и сильный человек, может быть, слишком сильный, и все же кому-то надо быть рядом.

— Я понял. — Ратибор напрягся, собираясь встать, но рука Анастасии удержала его.

— Ничего ты не понял. Все очень непросто, неоднозначно… и мне надо привыкнуть… к тебе, к твоему упрямству. Если захочешь, разберешься, только постарайся быть терпеливым и не делать мне больно, как сегодня. Слишком многое нам предстоит пережить, впереди такие испытания, что дай бог тебе не сломаться!

— Ты говоришь так, словно знаешь мою судьбу.

— Знает Габриэль.

— А ты?

— Я нет.

— Ты серьезно? Грехов знает? — Ратибор недоверчиво засмеялся. — Так он что, в самом деле ясновидец?

— Не смейся, — тихо проговорила Анастасия таким тоном, что в воздухе повеяло холодом. — Он способен видеть… будущее. Не во всех деталях, конечно, но способен. И еще ни разу не ошибся. По С-классификации он «супер», а может, и еще выше, что не предусмотрено классификатором.

Ратибор не очень удивился сообщению, просто не до конца поверил, но ему стало неприятно и неуютно, словно он оказался персонажем кукольного спектакля, вынужденным жить под безжалостным слепящим светом рампы, судьба которого известна зрителю заранее.

— Значит, он знает… колдун… интересно… но если знает, черт возьми, какого рожна постоянно вмешивается, предупреждает об опасности? Может быть, я его дальний родственник?

Анастасия убрала руку, отодвинулась.

— Ты невыносим, как… как твой Железовский!

— А он-то причем? — оторопел Ратибор, приподнимаясь на локте.

— Я же все о тебе знаю, мастер, даже то, о чем ты не догадываешься, и… и давай переведем разговор на другую тему.

— Причем здесь Желеэовский?

Настя помолчала, перебирая свои волосы, потом сказала печально:

— Аристарх уже полвека безнадежно влюблен в Забаву Боянову.

— Ну и что тут удивительного? А она?

— Она… Забава до сих пор любит своего мужа, погибшего тоже около полувека назад.

И Ратибор понял: Анастасия знает о Калерии, а также знает и о том, что он не забыл ее до сих пор…

* * *

Результат референдума, как и предсказывал К-мигрант Батиевский (предсказывал ли? Может, все-таки на самом деле знал?), оказался не в пользу Конструктора. Конфликт и не мог быть решен иначе, о чем давно предупреждали ученые-социологи, специалисты по конфликтным ситуациям, которые основывали своя выводы на богатейшем опыте Института согласия и на теории коллективных решений. И Совету безопасности стало ясно, что возник новый конфликт между человечеством в целом и горсткой К-диверсантов, отстаивающих всеми доступными средствами право на существование партнера, давшего им жизнь после смерти. Ясно было и другое: конфликт должен найти приемлемое для обеих сторон решение, ибо в противном случае обе стороны могут оказаться перед фактом обоюдного уничтожения, К-диверсанты — в открытом бою с защитной системой человечества, выдержать который они не смогли бы, человечество в результате фазовой перестройки вакуума (такая возможность не исключалась) при «проявлении» Конструктора из «пули» Большого Выстрела.