Книга Гимн крови, страница 57 – Энн Райс

— Ты не забыла, что это мой дом? — спросил я. — Что это я пригласил тебя сюда! Что ты существуешь благодаря мне!

— Ну давай же, вышвырни меня отсюда! — воскликнула она.

Все ее лицо все покраснело. Она вскочила на ноги и нависла надо мной, ее глаза метали молнии.

— Знаешь, что я сделала, когда ты покинул нас прошлой ночью, потому что ты, ах, так томился по Ровен. Ах, такой влюбленный в нашего Болезного Доктора! Ну же, догадайся! Я прочла твои книги, твои сентиментальные приторные меланхоличные Вампирские Хроники и я понимаю, почему твои создания презирали тебя. Ты обращался с Клаудией как с куклой, только потому, что у нее было тело ребенка, но перво-наперво зачем, если уж на то пошло, ты сделал ребенка вампиром?

— Прекрати! Как ты смеешь!

— А твоя собственная мать, которой ты передал Темный Дар, а потом не давал ей подстригать ее длинные волосы и носить мужскую одежду, и это в восемнадцатом веке, когда женщины вынуждены были ходить в платьях, смахивавших на свадебные торты! Ты, властолюбивый монстр!

— Ты оскорбляешь меня, унижаешь меня! Если ты не прекратишь…

— И я понимаю, почему ты так зациклился на Ровен. Она первая взрослая женщина, не считая твоей матери, которая удержала твое внимание больше, чем на пять минут, и привет! Лестат открывает для себя мир противоположного пола! Да, женщины вырастают до взрослых размеров. И ничего не поделаешь, но я одна из них, и это не сад Эдема и я не переменю платье!

Квинн вскочил на ноги.

— Лестат, подожди, пожалуйста!

— Убирайся! — взревел я. Я встал. Мое сердце так разрывалось, что язык меня не слушался. Я почувствовал, как вся моя кожа запылала от боли, похожей на ту, которую я испытал, когда Ровен набросилась на меня в Обители. Обессиливающая раздирающая боль.

— Убирайся из моего дома, ты неблагодарная маленькая нахалка, — закричал я. — Убирайся сейчас же, пока я не скинул тебя с лестницы. Ты упивающаяся властью Шлюха! Вот ты кто, черпающая силу в своей сексуальности и юности. Моральный лилипут во взрослых ботинках. Блестящее воплощение незрелости, профессиональный недоросль! Ты и представления не имеешь о философской глубине, моральных обязательствах, реальном взрослении. Прочь, прочь отсюда сейчас же! Наследница семейства Мэйфейров, какое фиаско, должно быть, явиться к своим смертным родственникам на Первой улице, потерпев неудачу. Доводи же их, пока они не свихнутся, и тогда они дадут тебе по голове своей лопатой и заживо закопают в саду!

— Лестат, я тебя умоляю… — Квинн простер руки.

Но я был слишком разъярен.

— Забирай ее на ферму Блэквуд!

— Никто никуда не может меня забрать! — закричала она.

Она выбежала из комнаты. Ее волосы взметнулись, блестки заискрились, с хлопком закрылась дверь. Стук каблучков вниз по железным ступеням. Квинн покачал головой. Он беззвучно плакал.

— Этого просто не должно было случиться, — прошептал он. — Всего этого можно было легко избежать. Ты не понимаешь. Ей все еще не привыкнуть к тому, что она не лежит умирающая в постели. Она заново учится передвигать ноги, подбирать слова…

— Это было неизбежно, — сказал я. Меня трясло. — Вот почему я дал ей Темный Дар вместо тебя. Поэтому ее гнев выплеснулся на меня, разве ты не понимаешь? Но как она могла так жестоко швырнуть в меня мои же несчастья! У нее нет чувства меры, такта, терпения, сочувствия. Она жалкая маленькая надоеда. Я не знаю, что я говорю. Иди за ней. Она так откровенно, так самонадеянно беспомощна! Просто иди.

— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал он. — Пусть это не станет преградой между нами.

— Никогда между тобой и мной, — сказал я. — Нет. Никогда. Просто иди.

Я услышал ее всхлипы в саду. Бросился на балкон.

— Прочь с моей собственности! — закричал я ей вниз.

Ее фигурка мерцала в темноте.

— Не смей стоять здесь и хныкать в моем саду! Только этого не хватало! Убирайся! — Я стал сбегать по лестнице.

Она метнулась от меня на проезжую часть.

— Квинн! — вопила она — Квинн! — Будто бы я убивал ее.

— Квинн, Квинн! — взвизгнула она.

Он задел меня, когда проносился мимо.

Я развернулся и поднялся наверх. Очень долго я вцеплялся в балконные перила, чтобы хоть как-то успокоиться, мои руки дрожали, но мне не становилось легче.

Как только я закрыл дверь, я увидел боковым зрением Джулиана. Я снова попытался утихомирить трепещущее сердце. Я не хотел, чтобы меня трясло. Я взял себя в руки, взглянул на потолок, окинув его блуждающим взглядом. Я готовился к еще одной дешевой диатрибе, должной обрушиться на мою голову.

— Eh bien [4] - сказал он по-французски, его руки скрещены на груди, смокинг чернеет на фоне полосатых дамасских обоев. — Отличная работа, монсеньер, не так ли? Влюбился в смертную, которая никогда тебе не уступит, единственное в чем ты тут преуспел, так это в том, что нанес ее сердцу серьезную рану, и это рано или поздно заметит ее невинный муж. А теперь и моя невинная племянница, которую ты так ловко переманил в свой мир, несется по улицам, а влюбленный в нее мальчик бежит следом, и он не имеет и малейшего представления ни как ее успокоить, ни как справиться с ее возрастающим безумием. Ты прекрасный представитель древнего порядка, монсеньер, ох, мне же следует обращаться к тебе "шевалье", или нет? Какой там был у тебя титул? Что-то помельче?

Я вздохнул, а потом медленно улыбнулся. Я дрожал уже не так сильно.

— Эти буржуа всегда разочаровывают меня, — сказал я мягко. — Титул моего отца ничего для меня не значит. То, что он так много значит для тебя — достойно сожаления. Почему бы нам ни закрыть тему?

Я взял стул у стола, зацепился каблуком ботинка за перекладину и просто взглянул на призрак с восхищением. Безупречно белая рубашка, открытые кожаные туфли. Теперь он знает, как одеваться, так? Чувствуя себя изможденным и несчастным из-за того, что только что произошло между мной и Моной, я смотрел в его глаза и безмолвно молился святому Диего. Что из всего этого может выйти хорошего?

— О? — удивился он. — Ты, кажется, уже меня обожаешь?

— А где Стелла? — спросил я. — Я хочу видеть Стеллу.

— Ах вот как? — спросил он, поднимая брови и чуть склонив голову.

— Я не хочу быть один, — сказал я. — Настолько, что даже признаюсь тебе в этом. Только не быть одному сейчас.

Выражение непоколебимого превосходства исчезло с его лица. Взгляд стал мрачным. В свое время он был красивым мужчиной. Аккуратно подстриженные белые кудри, черные умные глаза.

— Не хочу разочаровывать тебя, — сказал я, — но с тех пор, как ты стал приходить и заявляться, когда тебе заблагорассудится, похоже, я стал привыкать к тебе.