Книга Непобежденный, страница 16 – Саймон Скэрроу

— Я убедил императора наградить вас обоих за вашу службу в Британии. Особенно за вашу роль в разгроме и пленении Каратака. Очень скоро император даст аудиенцию, на которой вы сделаете доклад о прошедшей военной кампании и о ситуации в провинции. Я бы посоветовал не рисовать слишком неприглядную картину. Скажите, что условия тяжелые, но легионы справляются. Что в исходе нет никаких сомнений, что-нибудь в этом роде. Подчеркните вашу роль в разгроме Каратака. После этого Клавдий огласит свои награды для вас и назначит вам достойное место на публичном праздновании нашей победы над врагом. Рим любит героев, и это обеспечит вам еще одну линию защиты против Палласа. Но вам еще кое-что надо будет сделать.

Катона охватило знакомое чувство обреченности, как всегда, когда секретарь императора собирался принудить его и Макрона участвовать в одной из своих интриг.

— Как только празднование закончится, то с вашей стороны будет самым умным отрицать какую-либо связь со мной.

— Запросто! — сказал Макрон, кивая.

Катон бросил хмурый взгляд в его сторону, а затем снова поглядел на Нарцисса.

— Зачем?

— Все очевидно. Вам надо спасать свои шкуры. Должно быть совершенно очевидно, что вы более не служите моим интересам. Что наши взаимоотношения враждебны и что вы будете рады, когда мне и моим интригам придет конец. Нужно, чтобы Паллас решил, что вы от меня отвернулись. Еще лучше, если он предложит вам свое покровительство. Соглашайтесь. Работайте с ним. Завоюйте его доверие, и вы получите больше возможностей для того, чтобы узнать его слабые места. Чтобы быть наготове и прикончить его, когда наступит время. Когда он выпадет из фавора. А это с ним случится, как случилось со мной. Надеюсь лишь, что это случится раньше, чем он принесет слишком много вреда Риму.

Закончив фразу, Нарцисс внимательно оглядел обоих.

— Но вы сможете это сделать лишь в том случае, если выживете. Вы поняли?

Катон кивнул, Макрон же тяжело вздохнул.

— Тебе надоело жить, центурион?

— Нет. Я вполне люблю жизнь. Надоела вся эта чушь с плащами и кинжалами. Никогда не любил.

— Именно поэтому тебе лучше всего скрывать свои чувства и доверять принятие решений префекту Катону. Ты отважный человек, наделенный прекрасными способностями к насилию. Но я бы посоветовал тебе осознать и принять пределы твоих возможностей.

Их разговор прервал звук горна, возвещавший о наступлении нового часа. Нарцисс выпрямился и заговорил более официальным тоном:

— Нам пора отправляться на утренний совет у императора. В первую очередь будет обсуждаться ситуация с восстанием в Испании, а затем у вас будет возможность сделать доклад о боевых действиях в Британии. Придерживайтесь того, что я уже сказал, и все пройдет хорошо. Надо идти, но для начала мне необходимо поговорить с Катоном. Наедине.

— Наедине? — сморщив лоб, переспросил Катон.

— Да.

— Я ничего не собираюсь скрывать от Макрона. В чем дело?

— Нечто личного характера. Что совершенно не касается Макрона. Поверь мне.

Катон тряхнул головой.

— Доверие не из тех ценностей, которыми мы готовы оперировать, когда дело касается тебя.

— Тем не менее я полагаю, что лучше всего будет, если я скажу это одному тебе.

Макрон хлопнул ладонью по колену.

— С меня не убудет, парень. Если честно, я услышал от него все, что хотел услышать. Подожду снаружи.

Прежде чем Катон успел ответить, Макрон встал и зашагал к двери. Когда он закрыл за собой дверь, Катон поглядел на секретаря императора недовольно.

— В чем дело? Что может быть такого личного, чего не стоит слышать моему лучшему другу?

Нарцисс на мгновение закрыл глаза.

— Это касается твоей жены.

— Юлии? — переспросил Катон, и у него сжалось сердце. — Что такое?

Нарцисс сочувственно поглядел на Катона и уже было протянул руку, чтобы коснуться его плеча, но передумал и убрал руку.

— Нет никакого способа сказать это, чтобы не причинить тебе боль, но, прошу, поверь мне, что я говорю тебе это лишь ради твоего блага.

Катон почувствовал, как его охватывает ярость.

— Просто скажи, и покончим с этим. Что там с моей женой?

Нарцисс отошел к столу и сел так, чтобы между ним и Катоном было хоть какое-то препятствие.

— В ближайшие дни тебе предстоит кое-что узнать про… поведение твоей жены в твое отсутствие. Я знаю, что вы были очень близки и едва успели пожениться, когда тебе приказали принять командование в Британии. Я уверен, что она до самого конца любила тебя. Ее смерть, конечно же, стала трагедией, и…

Катон наклонился вперед. Его глаза расширились, и он пристально смотрел на Нарцисса.

— Что ты хочешь сказать про Юлию?

— Она живой человек… была. У всех нас, Катон, есть свои потребности. Уверен, тебе не надо, чтобы я все в подробностях расписывал. Ты отправился на войну, был шанс того, что тебя не будет много лет или что ты вообще не вернешься. Юлия человек, из плоти и крови. Несомненно, иногда ей становилось одиноко. Откуда нам знать? Станешь ли ты винить ее в том, что она искала утешения в чужих объятиях?

Эти слова ударили Катона будто молотом по голове и в сердце, и он ощутил тошноту.

— Нет… это ложь.

— Я понимаю, что тебе не хочется в это верить. Всем сердцем хотел бы, чтобы это не было правдой.

— У тебя нет сердца, проклятый ублюдок! Я тебе не верю.

Катон ударил ладонью по столу, и Нарцисс инстинктивно отшатнулся, но его лицо не изменилось.

— Я не ждал, что ты мне поверишь. Тем не менее это правда.

— Нет.

Нарцисс хотел было ответить, но откинулся на спинку стула и сложил руки. У Катона голова шла кругом, он отказывался верить услышанному, но ему надо было услышать больше, надо было понять.

— Откуда ты узнал это? — требовательно спросил он. — Откуда?

— Мое дело — знать все. За ней следили по моему приказу.

Катон покачал головой.

— Как она вообще тебя могла заинтересовать? Она ни для кого не представляла опасности. Зачем же за ней шпионить?

— Я за ней не шпионил. Я поставил под наблюдение ее отца. Пусть сенатор Семпроний и не самый богатый человек, но у него есть авторитет в Сенате. Он из тех, к кому прислушиваются, следовательно, именно тот, кого я не могу игнорировать, если я не глупец.

— И какое это имело отношение к моей жене?

— Никакого. За исключением того, что ее видели выходящей из дома сенатора в компании другого мужчины, который также представляет для меня интерес. Они приходили в дом на Квиринале, мои люди видели, как мужчина входил в дом и выходил из него на следующее утро.