Онлайн книга «Запретная правда о русских. Два народа»
|
В 1848 году Петрашевский пытается вовлечь простонародье в работу своего революционного кружка и с этой целью предлагает дворникам по полтиннику за вечер – лишь бы сидели и слушали. Вскоре приходится вводить еще одно условие – чтобы не засыпали. А то ведь народ смертельно скучает, слушая, как о нем надо заботиться. Герцен первым стал утверждать, что русский мужик – это стихийный социалист и что община – готовая ячейка будущего общества равенства и братства. Уже в его времена многие мужики как раз спали и видели, как бы им сбежать из этой самой общины, но вот этого Герцен «в упор не видит» и продолжает свои диковинные рассуждения о «стихийных социалистах». В 1860-е годы народовольцы начинают свои «хождения в народ». Они верят, что народ нужно просвещать; как только он узнает «истину», так тут же проникнется революционными убеждениями. Но Желябов, Аксельрод, Перовская, Аптекман, Засулич, Михайлов, Фридман – все они все время сталкивались с какими-то «неправильными» крестьянами. Интеллигенты им про эксплуатацию и про нехорошую власть – а мужики зевают и отвечают: мол, мы сами виноваты, запились и Бога забыли. Проповедовать социализм? Но крестьяне твердо убеждены: социализм – это что-то очень плохое! Это – против царя и Бога! Не раз и не два они связывают агитаторов и передают их полиции, как страшных смутьянов. Спрашивают как-то у деревенского мужика: – Ты народ?! А тот шапку ломает и скромно: – Да как прикажете… В общем, почти как у Некрасова: В столицах шум, гремят витии, Кипит словесная война. А там, во глубине России — Там вековая тишина. Лишь ветер не дает покою Вершинам придорожных ив, И выгибаются дугою, Целуясь с матерью-землею, Колосья бесконечных нив… [79. С. 199]. Возможно, как раз понимая это, Некрасов (радетель за народ! Культовая фигура, почитавшаяся выше Пушкина!) и не стал народовольцем. Ну, а другие становились. Разочарования времен «хождения в народ» не помешали членам «Народной воли» верить в то, что надо только убить царя – и тут же грянет революция. Убив Александра II, они никак не могли понять – почему же не поднимается народ?! И тем более ударом стала казнь народовольцев – убийц царя-Освободителя и на эшафоте проклинали те самые мужики, за чье счастье они отдали свои жизни. Дело не только в монархических настроениях: в конце концов, народовольцы убили умного, интеллигентного человека, отца нескольких детей. Той же бомбой был убит и мальчик 12 лет – об этой смерти как-то забыли, а зря… Народ, плевавший на Желябова, Фигнер и Перовскую на их пути к эшафоту, помнил и это. Ну, отсталые они, русские туземцы, никак не могут проникнуться идеями собственного блага. И очень не любят, когда убивают людей. «Народничество отражало протест пореформенного крестьянства России против помещиков и остатков крепостничества», – утверждает авторитетный справочник [80. C. 137]. Несколько странно – протест крестьянства, но выражают его почему-то вовсе не крестьяне, а городские интеллигенты. И сказано это через сто лет после народников… Объяснить могу лишь одним способом: коммунисты середины XX века – тоже русские европейцы. Они пришли позже и честно осознают себя принявшими эстафету. Ну конечно же, они принимают главное в положении русских европейцев: надо вести за собой народ – для его же собственного блага. Народники так и делали… Не зря же они пели сами про себя, объясняя, почему угодили на каторгу: Не за пьянство за буянство и не за ночной разбой, А за то, что заступился за крестьянский люд честной. Отмечу еще раз искусственный, псевдонародный язык песни. Прямо как у Рылеева с Бестужевым. И как у интеллигентов, выходящих к солдатским теплушкам в августе 1914 года. Но самый фантастический пример того, как интеллигенция придумывает туземцев, – это история с «народной» песней про утес Стеньки Разина. Сочинил эту песню напрочь забытый писатель А.А. Навроцкий – кстати говоря, вовсе не народник, не революционер, а тип насквозь «реакционный». Но реакционеры такие же выдумщики, как и революционеры, и в главном их выдумки – общие. Например, выдумка, будто Степан Разин – это народный герой и что крестьяне хотят повторения разинщины. «Утес Стеньки Разина» сочинен в 1870 году. В 1896 году сам автор положил эти стихи на музыку, и они стали «народной песней, широко распространенной в революционных кругах» [81. С. 25]. Песня эта сегодня почти забыта, и я приведу ее текст, но не полностью – очень уж она длинная. Кто хочет – пусть читает оригинал. Есть на Волге утес, диким мохом порос Он от края до самого края, И стоит сотни лет, только мохом одет, Ни нужды, ни заботы не зная. На вершине его не растет ничего, Там лишь ветер свободный гуляет, Да могучий орел там притон свой завел И на нем свои жертвы терзает. Из людей лишь один на утесе том был, Лишь один до вершины добрался, И утес человека того не забыл, И с тех пор его именем звался. И хотя каждый год по церквам на Руси Человека того проклинают, Но приволжский народ о нем песни поет, И с почетом его вспоминает. Раз ночною порой, возвращаясь домой, Он один на утес тот взобрался И в полуночной мгле на высокой скале Там всю ночь до зари оставался. Много дум в голове родилось у него, Много дум он в ту ночь передумал, И под говор волны средь ночной тишины Он великое дело задумал. ……………………….. И поныне стоит тот утес, и хранит Он заветные думы Степана И лишь с Волгой одной вспоминает порой Удалое житье атамана. Но зато, если есть на Руси хоть один, Кто с корыстью житейской не знался, Кто неправдой не жил, бедняка не давил, Кто свободу как мать дорогую любил, И во имя ее подвизался, Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет И к нему чутким ухом приляжет, И утес-великан все, что думал Степан, Все тому смельчаку перескажет [82. С. 268–270]. В этих стихах куда ни кинь – все мифология. Тут и поэтика «почвы и крови», земли, помнящей «героев». И способность земли передать заветные мысли достойному – как меч Эксклибур поднимался из земли не как-нибудь, а именно для короля Артура. И способ отбора достойного – ритуально чистого аскета, эдакого юрода XIX века – который «с корыстью не знался». И сомнение, что хоть один достойный есть на Руси. Текст, после которого не знаешь, кому звонить: в политическую полицию, доносить на духовное окормление террористов, или в «Скорую помощь», в психбригаду. Впрочем, и после Навроцкого Шаляпин пел не менее знаменитое и на этот раз забытое не в такой степени: |