Книга Яд персидской сирени, страница 18 – Инна Бачинская

Запомните… Нет, зарубите себе на носу: жизнь всегда продолжается!»

И тут же фотография: большой толстый бородатый человек в голубой рубахе навыпуск, похожий на добродушного медведя, сложив руки на груди, смотрит на зрителя. Монах…

— Здравствуй, Эрик, — сказал Монах. — Сядь и скажи.

Эрик уселся на свободный стул — словно сложился пополам, и сказал отрывисто, располагая паузы после каждого слова:

— Надо разобраться. Проблема. Пропала женщина.

«Пришелец, — подумал Митрич, во все глаза разглядывая странного парня, его бледное худое лицо с острым подбородком, пронзительные глаза, гриву длинных черных волос. — Не надо ходить далеко».

— Твоя знакомая? — спросил Монах.

— Нет. Просто женщина. Надо найти.

— А что полиция?

— Не знаю. Меня попросили. Я вас помню, вы нашли убийцу девушек.

— Я тебя тоже помню. Вообще-то я убываю через пару дней. Это важно?

— Это важно. Куда?

— В пампасы, — вылез Добродеев. — До осени. Может, я смогу помочь?

— Нет. Нужно, чтобы он. Никто не сможет.

— А как вы относитесь к летающим тарелкам? — вдруг спросил Митрич.

Эрик уставился на него, задумался. Потом сказал:

— Положительно.

Монах ухмыльнулся:

— Ладно, я подумаю.

— И думать нечего! — поспешил Добродеев. — Найди женщину, а потом убудешь.

Монах пожевал губами, поскреб под бородой, поиграл бровью.

— Я вам сейчас пивка свеженького! — вскочил Митрич.

— И закусить! — сказал вслед Добродеев. — Эрик, ты пьешь пиво?

Парень помотал головой — нет.

— А что за женщина? Твоя знакомая?

— Нет. Мама моей знакомой.

— С ней можно увидеться?

— Нет. Только через меня.

— Почему?

Эрик задумался. Потом сказал:

— Она не может выйти. Я думаю, ее заперли.

— Заперли? Кто?

— Не знаю. Просто заперли. Семья.

— Почему она попросила именно тебя?

— Больше никого нет. Она запомнила адрес. Я не видел ее семь лет. Написала и попросила.

— Семь лет? А где она была семь лет?

Эрик молчал, смотрел в стол.

— Как зовут женщину и почему ее нужно искать?

— Ее зовут Виктория Алексеевна Тарнавская, она исчезла.

— Когда?

— Двадцать лет назад. Или двадцать один.

Добродеев присвистнул.

— А почему ее раньше не искали?

— Не знаю. Вы найдете ее? Вы же сами сказали, что нет безвыходных ситуаций и у вас есть ответы.

— А что еще ты о ней знаешь?

— Вот! — Эрик порылся в кармане куртки и вытащил сложенный листок, протянул Монаху.

Это было письмо, всего несколько строчек, подписанное «Татка-циркачка». Судя по стилю и правописанию, написано оно было в страшной спешке; приводим его полностью: «Шухер привет! Это Татка-циркачка! SOS! Найди мою маму Тарнавскую Викторию Алексеевну, была в цирке гимнасткой, вышла замуж за Мережко Владим. Павл. 21 год назад ушла навсегда, очень, очень надо! А то мне хана! Плиз! Если смогу напишу еще. Не могу выйти. Помоги!!! Помню всех, класно было, скажи? Твоя Татка-циркачка».

— Она что, под домашним арестом? — спросил Монах. — Где же она была семь лет?

Эрик взглянул на Добродеева.

— Это мой ассистент, — сказал Монах. — Ты должен его помнить. Ему можно. Выкладывай, Эрик.

Добродеев иронически хмыкнул.

— Мы тусили, потом Татка убила Визарда, он был ее парнем, — сказал Эрик, косясь на журналиста.

— Убила? — переспросил Добродеев.

Эрик кивнул:

— Убила. Ее забрали в психушку. А теперь написала.

— То есть она семь лет находилась в психбольнице?

— Да. Наверное. Я не знаю. Она написала из интернет-кафе.

— Как она его убила? Почему?

— Говорили, ножом. Не знаю почему. Он был ее парнем. Она… — Эрик замолчал.

— Фамилия Мережко?

— Не знаю. Зовут Татка-циркачка. Таня. Наверное, Мережко.

— Почему циркачка? Потому что ее мама работала в цирке?

Эрик пожал плечами.

— Кто еще был в вашей компании? Где они?

— Никого нет. Визард умер, Дихлофос умер, Мекс учитель в школе, давно не видел, Попса уехала насовсем, Бэмби не знаю где, ни разу не видел.

— А почему ты Шухер?

— Когда мы грабили киоск, я стоял на шухере. Но назвали еще раньше, а грабили потом, — путано объяснил Эрик. — Я сразу ушел, испугался. Бабушка плакала…

— Понятно. Насколько я понял, поговорить с Таткой нельзя?

— Только письмо. Нельзя, наверное. Она пишет, что не может выйти. Вы найдете ее маму?

— К сожалению, не получится, — сказал Добродеев. — Олег Христофорович уезжает на полгода в Непал наблюдать рассветы с закатами и цветущие олеандры. Так что, возможно, по приезде. Пусть твоя подруга подождет.

— Нельзя ждать, вы же читали.

— Вот только не надо, Леша, твоих сарказмов, — сказал Монах. — Я еще не решил. Я подумаю, Эрик. Дай телефон и электронный адрес, на всякий случай. Интересная у тебя подруга, однако. С биографией. А что она вообще за человек? Ты хорошо ее помнишь?

— Помню. Она была с Визардом, а потом убила его. Он был нормальный человек, как все. Мекс сказал, что он ее бросил. Она была… — он замялся. — Она была дикая! Лезла в драку, цепляла людей на улице, могла бросить камнем в машину. Ругалась. Визард ее воспитывал. Она была хорошая, добрая… хорошо рисовала…

Монах и Добродеев переглянулись: дикая, но хорошая!

— Вы употребляли что-нибудь? — спросил Монах.

Эрик смотрел непонимающе.

— Водку пили? Курили? Нюхали?

— Я — нет. Не знаю. Пили водку, Дихлофос умер от водки, он был слабый, кашлял. Визард был художником, делал тату, тоже пил. Я не мог, меня от водки тошнит. Татка и Попса тоже. Мекс был студентом, собирал черепки и монеты, Бэмби вообще школьница. Когда она его убила, нас допрашивали, я боялся, что узнают про киоск.

— Не узнали?

— Нет. Бабушка очень переживала. Все думали, что Татку посадили в тюрьму, и я думал. А потом Мекс сказал, что отмазали и она в психушке.

Появился Митрич с тележкой, Добродеев потер руки. Тележка дребезжала, звук ее приятно волновал воображение и заставлял сглатывать слюну. Митрич принялся разгружать тарелки с бутербродами и кружки пива. По залу поплыло облако из запахов копченой колбасы и поджаренного хлеба.