Книга Вновь домой вернутся журавли, страница 56 – Ирина Горбачева

— Миш, слышь? — К нему обратилась одна из станичниц, — ты бы завязывал пить, а то твоя скоро вернётся, задаст тебе трепака.

— С чего вы взяли, что она вернётся? — Спросил он её, думая о чём-то своём.

— Ну, как же, Андрейка Раискин сказал, что послал петицию к ней, чтобы она вернулась, а то, пишет, сопьётся твой хозяин. Так, что смотри, может, сейчас ты придёшь в свой двор, а она тебя в хате дожидается.

Бросив пустую бутылку в мусорный ящик, Михалыч поспешил к своему дому.

— Смотри, смотри, побёг, сердешный.

— А вдруг, ты, Настён угадала?

— А то! Соскучился, — шутили женщины.

Предварительно созвонившись с Мариной и Марианной, я поспешила к ним. Объяснив Марине суть дела, мы стали устраиваться в засаде. Марианну мы закрыли в соседнем Галином доме. Сама я укрылась в спальной Марины, спрятавшись в большом шкафу, за висевшими в нём на вешалках блузках, платьях.

Рае была отведена главное роль в этом представлении. Сделать так, чтобы участковый когда будет идти мимо двора Раисы, был уверен в том, что я ещё только собираюсь идти к Марине и пока нахожусь дома.

В половине шестого Раиса увидела шедшего мимо её двора участкового.

— Надо же, я сомневалась до последнего, — тихо сказала она, но громко крикнула, — сваха, что ты копаешься? Пойдём раньше, раньше вернёмся. Всё тебе некогда, ладно, задержимся, Маринка всё одно ждать нас будет. Ладно, жду тебя, жду, — громко сказала она вслед удаляющейся фигуре участкового.

Участковый Михалыч, с виду совсем ещё моложавый мужчина, сейчас был похож на старика.

— Марина, к тебе можно? — Постучался он в двери дома Марины.

— Заходи, заходи, Михаил Михайлович. Что давление поднялось? Измерить надо? — Пропуская его вперёд, говорила Марина.

— А ты что, одна? Где же дочка твоя?

— Да вчера с Андрейкой в район укатила.

— Так, гляди, Маринка, и свадьбу скоро играть будешь.

— Пока нельзя, пусть ещё погуляют. Только у них что-то слаживаться стало.

— Почему это нельзя, — оглядываясь, участковый прошёл в большую комнату.

— Так надо дождаться, когда год после смерти Гали будет. А тогда уже можно и свадьбу играть. Так, что давление будем измерять?

— Будем. Кстати о Гале. Ты мне Марина, вот что скажи. Чего это ты видела в тот день такого, что никто не увидел.

— Видела, Михал Михайлович, а вам, что за дело, — Марина стояла у большого стола, вытаскивая медицинский манометр из кожаной сумочки.

— Как чего, я тоже свидетель всего происходящего тогда, хочу сверить с моими показаниями. Так ли всё было, как я говорил, или тебе что-то померещилось с перепугу.

— Да, что такое с вами? — Марина медленно стала отходить от стола, пугаясь надвигающейся фигуры участкового и его злобного взгляда.

— Что же ты видела?

— Я видела, как вы входили в дом Галины, почти сразу после выстрела.

— Да, ладно тебе. Говорю же я, ты напутала что-то. Не сразу я вошёл. Не было меня у дома во время выстрела. Понимаешь?

— Не было, значит, не было, — от волнения у Марины дрожал голос, — успокойтесь, вам надо давление измерить.

— Успокоиться? Это вас всех надо успокоить. Твари вы неблагодарные, –

Марина сделала ещё шаг назад и села на диван.

— Вам плохо, сядьте, — сказала Марина, увидев, как участковый одной рукой схватился за сердце, другой облокотился на спинку стула.

— Сесть? Нет, в тюрьму я не сяду, — вдруг он схватил с дивана небольшую подушку, лежавшую рядом с Мариной и, накрыв ею лицо бедной женщины, сквозь зубы зашипел:

— Это всё ваша гадалка виновата! Из-за неё вся моя жизнь кубарем вниз полетела! Я её, слышишь, я её убил! И не жалею об этом.

Я, услышав возню в большой комнате и слабые хрипы Марины, рванула из шкафа, но запуталась в вещах, зацепившись каким-то образом своим свитером за вешалку. Пока я выпутывалась из вещевых пут, Марина пыталась отчаянно сопротивляться. Вбежав в комнату, я увидела, уже обмякшую, беспомощную Марину. Мне хватило секунды, чтобы схватить что-то тяжёлое, что попалось мне под руку. Этим предметом оказался медный подсвечник с большим крестом с распятием, который стоял под полочкой с иконами. Схватив его, я шмякнула по красному от напряжения затылку Михалыча.

— Господи, Марго, ты же ему голову проломила, — закричала вбежавшая в комнату Рая.

Онемев от испуга я, не двигаясь, стояла, всё ещё держа в руках орудие усмирения. Рая подбежала к дивану и быстро передвинула сражённого мной участкового, который всем телом навалился на Марину.

— Мама, мамочка, — в комнату влетела Марианна, — она не дышит, вы слышите, она не дышит!

От её крика, я пришла в себя. Почему-то я положила подсвечник на стол плашмя, а не поставила его, как положено и кинулась к Марине.

— Рая, вызывай скорую помощь, — приказала я свахе, — Марина, я буду делать ей искусственное дыхание, а ты открой матери рот и воздух, ей воздух нужен! Чего стоишь, рот в рот быстро делай!

— Я вызвала скорую, пока бежала, так и знала, что до смертоубийства дело дойдёт, а заодно и Андрея вызвала. Они с группой скоро приедут. А что это приклеено скотчем? — Рая показала на пустотелое дно подсвечника.

— Рая, это вторая флешка. Всё верно, вот и распятие, которое искать надо было не в доме Гали, а у тебя Мариночка.

— Маргарита Сергеевна, как вы думаете, что в ней? — Спросила Марианна.

— Скорее всего, запись убитой Борисом цыганки Екатерины. Он же её брата убил, а потом её же и шантажировал. Всё денег ему мало было. Поэтому она переехала в Испанию. Но к сегодняшнему делу это не относится. Но эта флешка прибавит к сроку Бориса ещё несколько трудных лет тюремного заключения, — ответила я ей.

Скорую и оперативную группу ждать пришлось достаточно долго. За это время мы смогли привести в чувства Марину, обработать рану и для безопасности привязать к стулу бельевой верёвкой участкового, немного прийти в себя и нагреть чайник, чтобы за чаем совсем успокоиться от перенесённого стресса.

— Михалыч, вот ты скажи, на кой ляд ты Галину застрелил?

Рая налила в чашку горячего чая и поставила рядом с участковым.

— Пейте Михаил Михайлович, — предложила ему еле говорившая и ещё не отошедшая от всего Марина.

— Маринка, ты прости меня, я не со зла на тебя кинулся, потемнение на меня нашло, вся жизнь верх дном перевернулась, — Михалыч закрыл лицо руками и заплакал. Немного успокоившись, он обратился к нам, — вы бы мне девчонки чего покрепче налили, когда теперь мне выпить придётся. Зря вы меня к стулу привязали, я и так не убегу. Не могу больше с таким грузом жить. Лучше уж тюрьма, хотя до освобождения, я точно, не доживу.