Онлайн книга «Патриарх Тихон»
|
Председатель. У обвинителей больше вопросов нет?.. Защита имеет вопросы к свидетелю? Защита. Да, есть. Председатель. Пожалуйста, ставьте вопросы. Защита. Когда командировали в ПОМГОЛ представителя Цветкова, вы это делали лично или нет? Патриарх. Я сначала через Епархиальный совет, а потом от меня. У меня была бумага. Защита. Вы командировали через Епархиальный совет? Патриарх. Да, в первый раз. Защита. Первое воззвание. А когда вы второе направили в ПОМГОЛ, то это сделали в частном порядке? Патриарх. Официально, с Цветковым. Защита. Разрешите узнать: что, Епархиальный совет и Синод действуют официально открыто или неофициально? Патриарх. Официально. Мы не закрыты ни для власти советской, ни для Церкви. Защита. Эти учреждения находятся в том же помещении, где и вы живете? Они зарегистрированы домкомом? Патриарх. Вероятно, они известны начальству, потому что они давно находятся под призором. Защита. Вы не получали официального предложения о их закрытии? Патриарх. Нет, такого не было. Если бы было, то мы закрыли бы. Председатель. Еще имеются вопросы к свидетелю?.. (Пауза.) Свидетель, сейчас заканчивается снятие с вас показаний. Последний вопрос я хочу направить исключительно в область вашего сознания. Считаете ли вы, что ваше воззвание содержало в себе места, которые должны были волновать верующих и вызвать их на столкновение с представителями советской власти? Не считаете ли вы, что та кровь, которая пролилась в Шуе и в других местах и которая еще может пролиться, будет лежать и на вас? Патриарх. Нет. Председатель. Никто не имеет из подсудимых вопросов к свидетелю? Нет вопросов. Вы свободны. Обвинитель. В связи с допросом свидетелей Феноменова и Беллавина обвинение имеет сделать заявление… Обвинитель делает заявление о привлечении к судебной ответственности архиепископа Никандра (Феноменова) и патриарха Тихона (Беллавина) в связи с данными ими в судебном заседании показаниями и другими данными, обнаружившимися во время судебного заседания. Арест
Весна 1922 года была тяжелейшим испытанием для патриарха — советская власть выискивала малейшие поводы оклеветать Святейшего и упразднить Русскую Церковь. Перлюстрировались его письма, в Троицкое подворье подсылались провокаторы, ГПУ, получив от правительства большие денежные суммы, отрабатывало тактику раскола среди духовенства. «Вам, я думаю, известно, и Вы знаете и слышите, что творится в духовном мире у нас в Москве, — пишет митрополиту Ярославскому и Ростовскому Агафангелу духовная дочь патриарха Мария Пашкевич. — Боимся очень за Святейшего, чтобы его куда не увезли. Переменился он очень. Постарел, осунулся, потерял прежние шутливые обороты речи. Бедный, бедный…» 22 апреля/5 мая к 19 часам вечера, после многочасового допроса в Московском ревтрибунале, патриарх явился по повестке в ГПУ, к начальнику Секретного отдела Т. П. Самсонову-Бабаю. Кроме Самсонова, Святейшего поджидали еще два чекиста — зам. председателя ГПУ В. Р. Менжинский и начальник 6-го, «церковного», отделения Секретного отдела Е. А. Тучков. Ну и, конечно, не обошлась встреча без работника Наркомата юстиции П. А. Красикова, появлявшегося повсюду, где нуждались в грязной работе по борьбе с религией. На этом допросе, как, впрочем, и на ряде последующих, от патриарха в особенности пытались добиться публичного осуждения духовенства, эмигрировавшего из Советской России, а теперь, когда большевики начали заигрывать с капиталистами на Генуэзской конференции, выступившего перед всем миром с обличениями коммунистического режима (именно 22 апреля/5 мая помечен указ патриарха Тихона о закрытии Высшего Церковного Управления за границей). Полных стенограмм допросов не сохранилось — чекисты брали пример с Ленина, практиковавшего передачу распоряжений устно и секретно. Остались лишь краткие конспекты отрывков допросов, они не могут передать особенностей каверзной чекистской изворотливости при обработке Святейшего, но по ним можно догадаться о «больных местах», которые советские правители надеялись залечить с помощью патриарха, которого ненавидели, но и побаивались. Первый отрывок: Тов. Красиков. Обращаясь к гражданину Беллавину, говорит, что вам придется объявить свою позицию до конца, и, указав на Карловацкий Собор и контрреволюционную деятельность духовенства за границей, говорит, что вы должны ясно и определенно реагировать, а также вы должны сказать ясно и определенно о национализации церковного имущества. Тов. Самсонов. Предлагает гр. Беллавину говорить яснее и определеннее по существу вопроса, относительно того, как намерен поступить Беллавин с к. — рев. духовенством за границей, в частности, Евлогием [60] и Антонием [61], и какая мера наказания им будет определена. Тов. Менжинский. Обращаясь к Беллавину, говорит, что Евлогия и Антония вы можете пригласить к себе в Москву, где потребуете личного объяснения. Беллавин. Разве они приедут сюда? Второй отрывок: Красиков. Дать воззвание о том, что власть распорядилась национальн. и имущество [62] вполне справедливо. Беллавин. Я просил дать мне конкретные требования. Красиков. Необходимо остановить кровопролитие. Беллавин. Разве мы проливаем кровь? Красиков. Необходимо отдать все, за исключением самого необходимого. Беллавин. Все? Никогда. Красиков говорит о канонах и об ужасах голода… Беллавин. Почему вы запрещали создание церковных комитетов ПОМГОЛа? Красиков дает заграничную газету и говорит о выступлении Антония Храповицкого и о том, что дальше это нетерпимо. Беллавин. Дайте протоколы этих собраний. Красиков. Вы должны категорически отмежеваться от реакционного духовенства. Красиков. Ваш отзыв о том, что вы осуждаете, — платонический. Он должен быть обоснован юридически. Читает обращение Антония Храповицкого к Деникину. Самсонов. Будете ли вы осуждать священников, которые выступают против правительства? |