Книга Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней, страница 51 – Стефан Газел

Когда мы выехали на главную дорогу, то увидели, что в небе в северном направлении идет воздушный бой. Ветер доносил до нас глухие звуки взрывов.

Я гнал машину к перекрестку. Мы проскочили мимо злополучного места и понеслись дальше, так никого и не встретив на дороге. Наконец впереди показалась маленькая деревушка. При нашем появлении несколько местных жителей бросились врассыпную. Немцев не было, и никто в нас не стрелял.

Нам уже никогда не пришлось воспользоваться оружием во Франции. После столкновения с немцами мы ждали новой встречи с ними, предполагая, что они двинулись дальше на юг. Кроме того, мы ожидали, что натолкнемся на французскую линию обороны. Но, проехав несколько деревень и не встретив на дороге ни одного транспортного средства (не то что машины, даже телеги), въехали в Бресюир. Когда мы остановились на площади, к машине подбежало несколько человек. Они хотели знать, видели ли мы немцев и как они далеко от их города. Мы рассказали им о своих приключениях.

– Сколько же их там было?

– Четверо.

– Всего четверо? И вы сбежали?

– Сначала мы их убили.

– Bien ^[31]. Они убили кого-нибудь из ваших?

– Да. Троих наших и двух французов.

– C’est la guerre, mais elle est finie... ^[32]

День подходил к концу, и только сейчас мы почувствовали сильный голод.

– У вас есть деньги? – спросил один из французов.

В общей сложности у нас оказалось почти пятьдесят франков. Он завел нас в свой магазин и отрезал несколько кусков колбасы и хлеба.

– Estes-vous Polonais? ^[33]

– Да.

– Вы хотя бы понимаете, что навлекли на нас? Мы ведем войну за ваш Данциг ^[34] и «польский коридор» ^[35]. И к чему это привело? Les Boches в Париже! Никогда не надо воевать за другие народы.

Мы не стали вступать с ним в спор. Отдали деньги, взяли хлеб и колбасу и, только выехав из города, остановились, чтобы перекусить.

На следующий день вслед за колонной беженцев вы въехали в Бордо. Помимо французов, англичан и поляков, город был наводнен беженцами всех национальностей. Люди сидели на улицах, площадях, в парках, на ступенях лестниц. У открытых окон стояли толпы людей, слушавших последние новости. Франция капитулировала. Кто-то плакал, кто-то, казалось, испытывал облегчение. «La guerre est finie», – говорили они, потягивая вино за столиком в уличном кафе.

– С ними все ясно, а что нам делать? – спрашивали мы друг друга. – Теперь воюет только Англия.

– Но мы не можем переплыть через Ла-Манш!

– А вот это твое дело, капитан, – сказали мне мои спутники. – Веди нас на судно, любое – от лодки до линейного корабля, – которое перевезет нас через пролив.

До войны я не раз бывал в Бордо и прилично знал порт. Мы оставили грузовик (несколько французов тут же завладели им, как только мы отошли на приличное расстояние) и, забрав оружие, отправились через город в порт. У причалов и на рейде стояло несколько судов. Я поискал глазами польский флаг, но не нашел ни одного судна с нашим флагом. Мы узнали, что в порту стоят английские и американские суда, но американцы берут на борт только граждан своей страны. Нас согласился взять владелец небольшого голландского каботажного судна с единственным требованием, что мы достанем выездные визы.

Прозвучали сигналы воздушного налета, и над городом появились немецкие самолеты. Не сбрасывая бомбы, они держали курс на море.

– Они минируют устье реки, чтобы запереть суда в гавани, – пояснил нам французский докер.

– А есть в порту какие-нибудь польские суда? – спросил я его.

– Вчера стояли два судна. Одно вошло вечером во время прилива, а второе сегодня стояло под разгрузкой. Они привезли орехи, но кому сейчас нужен арахис? Думаю, что они попытаются уйти днем, в отлив. Возможно, они уже отплыли.

Мы помчались к указанному докером причалу.

– Ou est le cargo Polonais? ^[36] – запыхавшись, спросили мы у первого попавшегося докера.

– Parti. Il est la-bas ^[37], – указав на небольшое грузовое судно, медленно скользящее к выходу из дока, ответил он.

– Черт побери, опоздали!

– Чтоб им пусто было! – в сердцах откликнулись с причала.

Повернувшись, мы увидели группу поляков, расстроенных не меньше нашего.

Я сообразил, что судно должно пройти еще через два шлюза, прежде чем выйти в реку.

– Бежим! Скорее! Мы догоним их в шлюзе! – возбужденно прокричал я.

Судно уже входило в первый шлюз, и мы помчались сломя голову, перепрыгивая через какие-то ящики, швартовочные канаты и якорные цепи, увертываясь от кранов, поднимающих и опускающих грузы. Когда мы добежали, судно стояло у стенки, дожидаясь подъема воды в шлюзе.

На палубе не было свободного места. Сотни людей лежали, стояли и сидели, прислонившись к борту, и даже в спасательных шлюпках. Я запрыгнул на палубу и, подождав окончания швартовки, поднялся на капитанский мостик.

– Пан капитан, нас семеро. Вы не могли бы взять нас в Англию?

– Все семеро поляки?

– Да. Все поляки.

– У меня на борту уже более четырехсот человек, а спасательные лодки рассчитаны на сорок. Французы заявили, что не выпустят меня, если я возьму кого-нибудь, кроме команды. Ты видел, что творится на палубе?

– Да, пан капитан.

– Значит, у тебя лучше зрение, чем у меня. Я ничего не вижу, – засмеялся он. – Вот так я и отвечу французам, если им захочется задать мне вопросы. – Он пристально посмотрел на меня и спросил: – Не мог ли я видеть тебя раньше?

– Да, пан капитан. Перед войной я несколько раз ходил с вами в Лулео ^[38].

– Точно, теперь я вспомнил. Ты можешь пригодиться. Скажи друзьям, чтобы они прыгали на борт и вовсю наслаждались удобствами, – рассмеялся он.