Онлайн книга «Люблю, убью, умру...»
|
Красиво, — сказала я. — И компания подходящая… О, сколько у вас спиртного! Надеюсь, мы не закончим вечер, упав лицом в ваш оливье. — Разве ж это много? — замахал руками Альберт, отирая с лица сажу. — Это ж так, чтобы только не замерзнуть… — Посмотрим-посмотрим, — язвительно сказала Оля, сразу же принимая мою сторону. — А кого прошлый раз пришлось на руках в машину тащить? Нет, проблем бы не было, если бы не твои сто сорок килограммов, Альбертик… — Какой наглый поклеп! — возопил Альберт, ужасно возмущенный. — Лиза, не слушай ее — я вешу всего девяносто девять… — Хорошего человека должно быть много! — крикнул Саша, разбирая свертки. — А где наш француз, неужели потерялся среди российских снегов? Француз появился через пять минут, возбужденный и энергичный. — О, какая зима! — закричал он, топая у порога ногами. — Я никак не привык.. Саша, где твоя невеста? О, вот она… Он подбежал, обнял меня и целовал гораздо дольше, чем принято целовать чужую невесту. — Элизе, как я завидоваль своему другу… Элизе, нет ли у тебя сестры, похож на тебя? Я ему ответила, что у меня нет близких родственников. Он был очень шумный, этот Мишель, и с его появлением показалось, что в комнате гораздо больше народу, чем на самом деле. — Я хотель поехать на Рождество домой… О, мой Прованс! Я живу в Дине. Динь — это мой город… Но у меня тоже нет родствен… родственникофф. И я сказаль — зачем ехать, когда можно тут отметить Рождество… У нас Рождество седьмого, — напомнил Альберт, которому наконец удалось справиться с печкой. Дрова весело трещали в очаге, и сразу же стало тепло. Мишель привез с собой еще вина в каких-то странных пузатых бутылках, больше напоминающих греческие амфоры. Он объяснил, что именно в такие бутылки разливают вино в его Провансе, и возбужденно кричал что-то еще, мешая русские и французские слова. В общем, как я поняла, что-то насчет того, что надо поскорее выпить. Мы это и сделали, усевшись за широким деревянным столом. — Мишель, а шашлык? Барбекю то есть, — осторожно намекнул Коля. — Между прочим, я захватил с собой… Ты что, хочешь, чтобы такое роскошное мясо пропало? Но тот сразу же стал возмущаться, что его эксплуатируют. — Ни за шьто, ни за шьто! Мерд! К черту барбекю… — Это он всегда так, — шепнул мне на ухо Коля Арутюнов, трепеща своими девичьими ресницами. — Сначала ругается, а потом все равно делает. Саша в пестром шерстяном свитере сидел рядом, прядь темных волос падала ему на лоб — он был какой-то новый, незнакомый и ужасно милый. Он все время улыбался и смотрел на меня. — Друзья! — торжественно произнес Альберт. — Предлагаю выпить за Лизу и нашего Сашку. Вы только посмотрите на них… — Да! Сидят себе, как голубки, друг на дружку не налюбуются! — засмеялась Оля. Саша взял меня за руку и прижал ее к своему лицу. — Горкий! — заорал Мишель. — Горкий… Я сначала не поняла, причем тут наш пролетарский писатель, а потом догадалась, когда и остальные присоединились к его воплям. — Нет-нет, не надо! — замахала я руками. — О, прошу вас! Но пришлось подчиниться требованию — мы с Сашей быстро поцеловались, а потом все чокнулись стаканами. — За ребят! За Сашу и Лизу! — Пусть это будет генеральная репетиция… Альберт все подкладывал себе салат — у него был отменный аппетит. Вскоре он скинул с себя полушубок. — Фу, жарко… — Альберт, почему ты так назвал это место — отель «Билив»? — Я кино в детстве смотрел. Там был такой отель… ну, вроде того, что там сбываются все мечты. Место, где хочется надеяться и верить. — Верить, что все будет хорошо, — подхватил Коля Арутюнов. — Хотя, Бертик, это очень непатриотично. Назвал бы ты эту избу как-нибудь… — А ля рюс… — подсказал Мишель. — Да, на русский лад. Трактир «Надежда», например. — У меня первую жену так звали, — вздохнул Альберт, накладывая себе еще салата. — А вторую звали Верой… Я не вру, честное слово! Коля, что ты ржешь? Я не вру! — Отель «Билив» — лучше, — согласился Саша. — Звучит интригующе… Вино немного ударило мне в голову — я тоже смеялась вместе со всеми. — А третья? — спросила я. — Третья жена, она… Альберт совсем не обижался, он только грустно покачал головой: — Да, да, да… Третью жену должны звать Любовью. Только я не знаю ни одной женщины с таким именем. — Бертик, а Любовь Марковна, аудитор, что заглядывала к нам в ноябре? — напомнил Коля. — Может быть, она — твоя судьба… — Я ей не нравлюсь, — вздохнул Альберт. — Она сказала, что я похож на дебаркадер. — Может быть, это комплимент! — воскликнул Коля, подмигивая мне. — А что такое — дебаркадер? — с любопытством спросила Оля. — Порода лошадей? — Это такая баржа. Ты представляешь, Оль, она меня баржей обозвала… — Любов — это имя, да? — блестя глазами, спросил Мишель. — А еще Любов — это любов… — Амор, — грустно кивнул Альберт. — Она самая, проклятущая… — Есть амор, а есть амур, — тут же возбужденно сообщил Мишель. — Амор — это то, что там, на небо… на небеса… — Нечто возвышенное, — пояснил Коля Арутюнов. — Уи! А амур — оно тут, на земле… Скоро нам всем стало так жарко, что мы гурьбой высыпали во двор. Был уже вечер — небо совсем потемнело, и только вдали, на западе, догорала узкая розовая полоса. — Какой здесь воздух! — всей грудью вдохнула я. — Не то, что в Москве… — Люблю зиму, — сказала Оля. — Все говорят — лето, лето… А что лето? Зимой лучше… — Можно в снежки поиграть. — Коля незаметно слепил снежок и кинул в нее. — Ах, ты… — не осталась она в долгу. Через минуту мы уже все кидались снежками. Мишель орал что-то совершенно неразборчивое, потом упал в сугроб и с неподвижной, блаженной улыбкой стал смотреть в вечернее небо. — Спятил… — Альберт попытался его поднять. — Замерзнешь, как цуцик, ты, дитя Прованса… — Что такое цу-цик? — лопотал Мишель. — Немедленно вставай! — потянула его за другую руку Оля. — Вон, вон… — повар тыкал пальцем в небо. — Я вижу… Он там! — Кто? Мы стояли вместе и зачарованно глядели в небо. По нему в свите прозрачных облаков плыла круглая луна. — Ты видишь луну, да, Мишель? — спросила Оля. — Нет, не луна… Вон он, анж… анжел. Летит! — Ангел летит? Амор твой? |