Книга Храню тебя в сердце моем, страница 47 – Фиона Макинтош

Неожиданно у него перед глазами возник сарай в небольшом саду со старыми розовыми кустами, и он удивленно моргнул. Видение исчезло, но в этот яркий момент он почувствовал запах масла для швейной машинки, перекрывающий аромат роз. Он знал этот запах по уголку своей старой няни – так все дети Уинтеров называли ее крошечное крыло рядом с детской. На своей машинке с ножным приводом няня шила для них – передники для сестры и рубашки для мальчиков. Няня – с ее толстыми, как сосиски, пальцами – купала, кормила и утешала их, когда их родителей не было рядом… а иногда даже когда они были. Он любил няню как родную мать и лишь намного позже узнал, что они не были связаны кровным родством. Но она была членом его семьи… до того самого дня, когда ее почки отказали и она покинула этот мир. Но не няня сейчас пришла ему на ум. Он удивленно покачал головой, увидев незнакомую картину и почувствовав запах масла… Затем он вдруг увидел кожаный рюкзак, старый велосипед, женские туфли, другую швейную машинку, манекен портнихи. Он и понятия не имел, что это значит.

– Скажите, пожалуйста, который час? – Воспоминание растворилось у него в голове.

Таксист посмотрел на часы.

– Почти восемь, сэр.

Темнело.

– Высадите меня, пожалуйста, у ворот. И можете уезжать.

– Вы уверены, сэр? Я с радостью довезу вас до самого дома.

– Нет, я хочу пройтись. Большое спасибо. Э, вы найдете обратную дорогу?

– Да, сэр, не волнуйтесь. Я знаю обратный путь. Главное внимательно смотреть на дорогу, чтобы не задавить ежа или барсука.

– Или оленя, – предупредил Алекс, когда автомобиль притормозил и остановился.

Водитель выскочил и открыл дверь для Алекса, вежливо прикоснувшись к своей шляпе.

– Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи, – ответил Алекс и какое-то время смотрел, как автомобиль с трудом развернулся и загрохотал вниз обратно к кустам лавровишни.

Дверь дома привратника неожиданно распахнулась.

– Кто тут?

– Кларенс?

– Представьтесь, пожалуйста. Если вы попрошайка и надеетесь получить еды, то сегодня ничего не получите. Завтра, возможно.

– Клэрри, это я.

Пожилой мужчина вгляделся в темноту.

– Я? Я не отличу вас от вон того каменного столба. В любом случае сегодня вас не примут, кем бы вы ни были, – предупредил он. – Господа никого не принимают.

– В самом деле? На моей памяти Уинтеры всегда были рады родне, – пошутил он. Кларенс, похоже, постарел лет на десять. Его белые волосы были взлохмачены и примяты с того бока, на котором он, видимо, дремал в своем выцветшем кресле, на котором с годами отпечатался его зад. Откуда появилась эта сутулость? Нога его, видимо, была повреждена, судя по тому, как он хромал, и Алекс вспомнил о собственной хромоте, к которой уже настолько привык, что почти не замечал ее.

– Родне? Сегодня вечером никаких гостей не ждут. И если вы были хорошо знакомы с семьей, то знали бы, что сегодняшний вечер из всех вечеров является для них самым священным.

– Что такого особенного в пятнице?

– Боже мой, приятель. Иди-ка отсюда! Что за невежа. Оставь их в покое. Я принесу дробовик, если ты не отстанешь.

Алекс рассмеялся.

– Клэрри. Ради всего святого, дружище. Это же я, Алекс… Лекс. – Он вздохнул. – Уинтер!

Он увидел, как слегка слезящиеся глаза старика моргнули, и его захлестнуло чувство вины, когда он заметил, как задрожал подбородок Клэрри.

– Капитан Уинтер? – прошептал он.

– Ну к чему называть меня капитаном, а? Для тебя я Лекс, Клэрри, – сказал он, подходя и сжимая старика в медвежьих объятиях. – М-м-м, все еще куришь «Савинелли», а? А мне казалось, ты собирался отказаться от трубки?

Клэрри сделал шаг назад и уставился на него с открытым ртом в свете сумерек.

– Господин Алекс… – выдавил он дрожащим голосом, и Алекс вдруг забеспокоился, что у старика может случиться сердечный приступ. Он выглядел так, словно сейчас потеряет сознание от шока.

– Это я, – заверил он.

– Вернулись с того света, – прошептал Клэрри, не веря своим глазам.

Он улыбнулся.

– Да. Избавиться от Уинтера не так-то просто.

Клэрри разрыдался, у Алекса прямо сердце разрывалось: так тяжело было смотреть, как его дорогой друг, человек, которого он любил с раннего детства, сильный и грубый, но всегда добрый, плачет из-за него.

– Не надо, Клэрри. Я вернулся. Все хорошо.

– Нет, господин Алекс. Слишком поздно.

– Слишком поздно? – Он помог старику выпрямиться и посмотрел ему в глаза в вечернем полумраке. – Слишком поздно для чего?

– Для господина Уинтера, сэр. Ваш батюшка скончался, вчера похоронили.

Было ощущение, будто Клэрри взял большую дубину и со всей силы ударил Алекса в живот. Он резко глотнул воздуха, словно до этого не дышал несколько минут. Пошатнулся и оперся на один из высоких каменных столбов, стоявших по бокам главных ворот Ларксфелла.

– Мне очень жаль, сынок. – Клэрри, хромая, подошел к нему, словно не был уверен, что согнувшийся и стонущий человек перед ним не призрак. – Он ушел спокойно. Без мучений. Семья была рядом с ним.

– Почему? Он был болен?

Мужчина пожал плечами.

– Я думаю, он умер от разбитого сердца, господин Лекс, но это, вероятно, не официальная причина. – Он откашлялся. – Он гордился сыновьями, ушедшими на войну, но так и не смог смириться с тем, что потерял вас в Ипре. Он не делился этим с другими членами семьи, сэр, но мы с ним иногда разговаривали, гуляя по усадьбе, и… Ну, в любом случае возраст всех нас так или иначе настигает. Уверен, я не намного его переживу. Да и зачем это мне теперь, когда господина Томаса не стало. Мы росли вместе, вы знаете… были хорошими друзьями, только родились на разных сторонах кровати, если вы понимаете, о чем я.

Алекс кивнул, выпрямляясь, но все еще не оправившись от потрясения.

– А мама?

– Она дома, скорбит вместе с семьей.

– Мои братья живы?

– О да. С господином Дугласом и господином Рупертом в порядке. Господин Руперт был ранен, но он уже совершенно выздоровел.

Он почувствовал облегчение, которое перекрыло скорбь о смерти отца. Еще будет время для скорби. Все, что он хотел сделать прямо сейчас, – это обнять свою семью, которая пережила войну.

– О, так приятно это слышать, – сказал он. – Жаль, что придется принести новых переживаний, – сказал он скорее сам себе, чем Клэрри.

– Нет, сэр. Ваше возвращение – как раз то, что нужно этому дому. Ваш отец был болен в течение нескольких лет. Уверен, господин Брэмсон посвятит вас во все подробности. – Клэрри, казалось, взял себя в руки, и его голос звучал грубо. – Сообщить ему, что вы здесь, сэр?