Онлайн книга «Мама, я мальчика люблю»
|
Каткова с Вишневецкой жутко переживали появление новой яркой звезды на школьном небосклоне. Если раньше они были в центре внимания, то теперь, похоже, о них все забыли. Каткова два раза перекрашивала волосы – один раз в зеленый цвет, другой – в фиолетовый, но вряд ли кто это заметил, кроме ее подруги Вишневецкой. Что касается Вишневецкой, то та вообще погрузилась в обиженное молчание, и теперь не часто приходилось слышать ее шепелявый лепет. – Привет! – подошел Егор Ежов. – Скучаешь? – Что? – вздрогнула от неожиданности Римма. – А, это ты… – Приходи в клуб, – предложил Егор. – Ну, как у тебя свободное время будет. Можно даже с сестрой. Ребята такой крутой квест [17] раздобыли! Посмотришь, как мы играем… Римме было так грустно, что она решила забыть про свое обещание родным не общаться с двоечником Ежовым. – Хорошо, – сказала она, но тут ее словно током дернуло – «приходи с сестрой»! Он сказал ей – приходи с сестрой. Что бы это значило? Римма подозрительно взглянула на Ежова. И тут она отважилась на небольшую хитрость. – Слушай, Егор, – произнесла она как ни в чем не бывало. – Давно хотела спросить – как тебе Кинеша? Егор недолго думал. – Ничего девчонка, – ответил он. – Ну так ты это… не забудь о своем обещании! – Кстати, ты тоже считаешь, что у нее необыкновенная внешность? – У кого? А, у твоей сестры… В общем да. Раньше из Африки у нас никого не было. «Все ясно! – мысленно ахнула Римма. – Он тоже влюбился в Кинешу! На меня ему теперь совершенно наплевать…» – Римма… – Что? – Римма, напиши мне письмо. Я каждый день заглядываю в почтовый ящик – а там никаких писем от тебя, – нахмурился Егор. – Или тебе даже письма запрещают писать? «Нет. Ему интересна только я. Вон он как на меня смотрит! Если б он влюбился в Кинешу, то не стал бы от меня требовать каких-то там писем…» – О чем? – улыбнулась Римма. – Я даже не знаю, о чем тебе писать… – Ну, как ты живешь, какие новости… Как вы с сестрой общаетесь, о чем ты мечтаешь… Улыбка тут же исчезла с лица Риммы. Опять он про Кинешу… В это время подбежала и сама Кинеша. – Фу, еле вырвалась! – кивнула она в сторону малышни. – Все им расскажи – и про тигров, и про обезьян, и про национальную кухню… – Твоей родиной интересовались? – спросил Егор. – Да. Римма, а ты как будто грустная? Римма посмотрела прямо в глаза своей сестре. Кинеша была такая добрая, такая веселая, что на нее совершенно не хотелось злиться. В самом деле, она же не виновата, что родилась принцессой и что природа наделила ее такой красотой… – Да так… – пожала плечами Римма. – Вот Егор с тобой тоже про Африку поговорить хотел. И она пошла по коридору, не замечая того, что Егор с Кинешей с удивлением глядят ей вслед. «Кинеша мне сестра, и я ее все-таки люблю, – думала она. – Пожертвую собой ради ее счастья. В самом деле, у меня все есть – мама, папа, бабушка, тетя Регина и тетя Карина, даже домработница у нас дома есть. И вообще – я дома, а она в чужой стране, среди незнакомых людей, в совершенно непривычном климате! Пусть она делает что хочет, пусть даже с Егором встречается!» Римма чуть не заплакала от собственного благородства. – Сьто, Клюпськая, пло тебя тозе забыли? – прошепелявила проходящая мимо Вишневецкая. – С чего ты взяла? – неожиданно бодро ответила Римма. – Я и не стремилась быть в центре внимания. В отличие от некоторых. Кстати, я слышала, что пирсинг скоро выйдет из моды… – …А я испугалась, что ты на меня обиделась! – сказала Кинеша. Сестры сидели перед распахнутым гардеробом и экспериментировали с одеждой. – Ну что ты! – великодушно произнесла Римма. – Мне самой надоел этот Ежов, я просто не знала, как от него отвязаться! Кстати, как тебе это мамино концертное платье? – Очень красивое! – с восхищением воскликнула Кинеша, прикасаясь к переливающейся ткани. – Наверное, оно ей очень идет. – Да! У мамы синее, а у теток платья серебристые, тоже блестящие. Скоро мы пойдем на концерт, будем слушать, как они играют… ты когда-нибудь была в консерватории? – Да, в Такании тоже есть музыкальный театр. – Кинеша вздохнула так печально, что у Риммы невольно сжалось сердце… Она решила придумать что-нибудь, что развеселило бы ее сестру. – Вот что… давай устроим сюрприз. Пойдем на концерт, как две сестры-африканки. Ну, вроде как мы приехали сюда на экскурсию, посмотреть достопримечательности… – Но ты же белая! – засмеялась Кинеша. – Совершенно белая, как молоко… – А ну и что! А я загримируюсь… Римма принесла коробку с гримом. – Вот… Можно даже сейчас отрепетировать. Она встала перед зеркалом и стала размазывать по лицу коричневый тон. Кинеша с веселым любопытством наблюдала за всем этим, потом не выдержала, принялась помогать сестре. – Нет, ты слишком черным мажешь, надо чуть-чуть бежевого… и брови надо темно-коричневым, а не черным! Общими усилиями получилась такая картина – из зеркала смотрела пухлощекая негритяночка с малиновым ртом (губы тоже пришлось накрасить). С такими лицами обычно играют в детских спектаклях. Римма не выдержала и расхохоталась от души. – А руки! – спохватилась Кинеша. – Надо руки накрасить! А то лицо и шея темные, а руки – белые… Руки были тоже загримированы. – Надо какие-нибудь бусы, – нахмурилась Кинеша. – Бусы и еще диадему на голову… Можно я принесу из твоего ящика? – Конечно, – кивнула Римма. Кинеша умчалась, а Римма тем временем задрапировалась в старую красную занавеску, которая лежала на дне гардероба. Получилось что-то вроде индийского сари, но, в общем, в таком наряде Римма выглядела вполне натурально. В дверь коротко позвонили. «Наверное, Настя с рынка пришла!» Подхватив шлейф своего импровизированного наряда, Римма бросилась в коридор и торопливо защелкала замками. «Сейчас удивлю Настю, скажу, что еще одна родственница из Африки приехала!» Но это была не Настя. За дверью стояли два громилы с очень неприятными лицами. Во всем черном, и на головах были черные вязаные шапочки, натянутые до самых бровей. – А-а-м… – пробормотала растерянно Римма, что должно было значить – «а вам кого, граждане?». – Ты – из Африки которая? – довольно грубо спросил один из посетителей. – Э-э-м… – протянула Римма, что само по себе тоже ничего не значило, а только было выражением крайней досады и растерянности. Ну, что-то вроде того – «говорила же мне мама, что нельзя открывать дверь незнакомым людям!». |