Онлайн книга «Мода на невинность»
|
– А мое голубое платье? – вспыхнула я. – Ну, разве что только оно... Ты хочешь забыть о прошлом? Тогда все время думай о своем гардеробе, я тебя уверяю – нет лучшей терапии для женщины! – Чемодан в Москве собирала тетя Зина, – предательски выдала я свою тетушку. – Если б я делала это сама, то, конечно, ты сейчас была бы не столь категорична... – Что ж, на это мне возразить нечем. Но выход есть – мы сейчас пойдем с тобой в магазин. Я не могу смириться с тем, чтобы такая хорошенькая девушка ходила в этих ужасных тряпках. – И она с негодованием развернула светло-коричневое широкое платье с пелериной, которое я никогда не надевала. Оно было куплено, когда я разносила почту по домам, но, несмотря на тяжелые обстоятельства, тут же спрятано в шкаф. Я тогда же решила, что почту разносить в этом платье вовсе необязательно, но, возможно, я когда-нибудь воспользуюсь им в качестве домашней одежды, опять же мыть полы в нем... Потом я просто забыла об этом наряде. Вероятно, тетя Зина, собирая меня в дорогу, руководствовалась тем, что вещь новая, да к тому же с такой очаровательной пелеринкой... – Кошмар! – Согласна, – меланхолично произнесла я. – Конечно, я могла бы отдать тебе кое-что из своих вещей, но, боюсь, тебе будет немного узковато. – Она критично осмотрела мою фигуру. – И у тебя совершенно другой стиль! Я вижу тебя... ах, нет, давай лучше поскорее перейдем от слов к делу! – Сейчас? Прямо сейчас? – удивилась я такой горячности. – Но я не могу, мне надо до трех успеть в библиотеку, сегодня последний день. И я кинула озабоченный взгляд на томик Тургенева, который лежал на трюмо. – Какие глупости! Позвони и попроси продлить срок. – Не могу! – упрямо сказала я. – Марк обещал отложить мне Надсона, а то на него покушаются здешние романтические дамы, это единственный экземпляр. Кто бы мог подумать, что в провинции столь читающая публика! – А что здесь еще делать... Ладно, по дороге зайдем в библиотеку, это быстро. Она сама выбрала для меня одежду – из того, что хранилось в привезенном из Москвы чемодане, сама причесала меня, сама изобразила на моем лице оптимистический и легкий летний пейзаж. – Ты любишь старые стихи? – спросила Инесса меня по дороге. – Впрочем, отвечать незачем, я давно заметила, что ты существо романтическое. – И ты любишь, – упрямо ответила я. – Помнишь, как ты угадала с Анненским? – Я же не без образования, тем более гуманитарного... Впрочем, чего скрывать, питаю слабость к лирике. – Слабость? – Да, именно слабость, а не страсть. Сейчас все иначе – не то что лет сто – сто пятьдесят назад. – Что ты имеешь в виду? – Что нынче должно быть впереди дело, а потом уж слово. Если кто сейчас от чахотки умрет, написав прежде томик душераздирающих виршей, то это героизмом считаться не будет. – Но почему? – расстроилась я. – Ведь для того особое мужество нужно, чтобы, преодолевая тяжкий недуг... – Диспансеризацию надо вовремя проходить! – сердито крикнула Инесса, сверкнув своими рысьими глазами. – И не смотри на меня так. Ничего хорошего в ковырянии своих душевных ран нет, эти вечные самокопания, рефлексии – ах, если б можно было повернуть время вспять, ах, почему да отчего... нет, по-старому жить нельзя. – Я уже начинаю жалеть... – дрожащим голосом начала я, но Инесса вдруг засмеялась весело и стиснула меня в объятиях. – Глупая девочка, изо всех сил защищает Семена Яковлевича Надсона... – Да не сержусь я! Просто... знаешь, я думаю, если б он начал вовремя лечиться, то не написал бы эти «душераздирающие вирши». Или взять, например, Цветаеву... – Что – Цветаева? – Да, ее можно осуждать за то, что она покончила жизнь самоубийством, что из-за этого мир лишился новых чудесных стихов, но если б она этого не сделала, то не написала бы других стихов – тех, ранних. Все предопределено, все закономерно. Нет страдания – нет смысла в жизни. – Нет жизни, если страдаешь, – тихо произнесла Инесса. – Я знаю, о чем ты думаешь... Хочешь, я дам тебе совет? Забудь, забудь обо всем. Улыбнись и начни новый день. Будем ходить по магазинам, щебетать о духах и эстраде, что-нибудь такое легкомысленное, глупое... Я в самом деле попыталась улыбнуться. – Ладно, будем делать глупости. – Ну вот и славно... Хотя я догадываюсь, отчего у тебя появились упаднические настроения. Филипыч, старый хрыч с его эдиповым комплексом! К черту Филипыча, к черту комплексы! Я уже смеялась, все больше убеждаясь в том, что не зря доверилась Инессе. Она лучше всякого Ян Яныча прочищала мне мозги. Хотя я догадывалась, отчего она так старается, – она видит во мне себя, маленькую обиженную Лолиту... У библиотеки, старинного здания тускло-желтого цвета (бывшего купеческого особняка – так было написано на мемориальной табличке возле входа), мы вдруг нос к носу столкнулись с местным дурачком Костей. Он ходил вокруг клумбы с ноготками и что-то тихо бормотал себе под нос. В руках он вертел проволоку – похоже, с этой штукой он никогда не расставался. При нашем появлении Костя остановился, точно споткнулся, и стал быстро-быстро моргать ресницами. – Надо же, какая досада! – рассердилась Инесса. – Теперь он от нас не отвяжется. – Ты думаешь? Ты же говорила, что он за пределы парка не выходит? – Так-то это так, но в этой части города он разгуливает совершенно свободно. Он живет здесь неподалеку. – Ну и что! Я, например, вовсе не уверена, что он будет за нами ходить. – Пари? Мы выйдем из библиотеки, а он потащится за нами следом... Впрочем, и на это тоже наплевать. – Наплевать! – Я дерзко рассмеялась – больше для себя, чем для кого-то еще, а Костя вздрогнул и заморгал еще чаще. Но смотрел он при этом куда-то в сторону. – ...Оленька! – царственно обрадовался мне Марк. – Наша самая лучшая читательница – всегда вовремя, всегда в срок. – Своим кривым носом он ткнулся в мой формуляр. – Мое почтение Инессе... э-э... – Валентиновне, – серьезно кивнула моя спутница. – Вот вам обещанное, а вот еще кое-что... – Завбиблиотекой стал выкладывать на высокую стойку какие-то книги, и в это время у Инессы в сумочке зазвонил сотовый. На лице Марка нарисовалось что-то вроде ненависти. – С такими вещами в библиотеку нельзя ходить, – елейным, четким голосом произнес он. – Здесь тишина нужна... вон, у меня в читальном сколько людей сидит! И правда, сквозь распахнутую дубовую дверь был виден соседний зал. Двое великовозрастных школьников таращились на нас, оторвавшись от толстенных фолиантов, бабушка в платочке перестала шуршать стопкой периодики, а еще некто или нечто, в шерстяном синем платье, с косой и огромными фиолетовыми очками, за которыми глаз не было видно, вдруг показало мне кончик розового языка. |