
Онлайн книга «Русский доктор в Америке. История успеха»
Если я рассказывал, что за мной присылали государственную машину с шофером, чтобы ехать лечить генерала КГБ, Ховард перебивал, не дослушав, и тут же спрашивал: — Какая марка машины? — «Волга». — Были на ней какие-нибудь специальные знаки? — Нет, только яркие жёлтые фары и номер был МКА-00–11, его знали все постовые. — Сколько такая машина стоит? — Ну, наверное, тысяч двадцать рублей. — Сколько это в долларах? — Надо посчитать по курсу тех дней. — Сколько тебе платили за консультацию? — Сто рублей. — А сколько стоил бы проезд на такси? — Ховард, моя история не об этом. — Надо описывать всё до деталей. Ладно, я сам придумаю. — Зачем придумывать? Эта история и так интересна. — Я знаю американского читателя, ему нужны детали. В следующий приход он патетически читал мне обработанную им историю: «Длинный чёрный лимузин, сверкая жёлтыми огнями, какие имели лишь машины членов советского правительства, мчался по средней линии московских шоссе, проезжая с сиреной на красный свет. Постовые милиционеры вставали смирно и отдавали честь: все знали, что в машине ехал не кто иной, как главный консультант Кремлёвской больницы профессор Владимир Голяховский…» — Ховард, всё было проще: машина принадлежала генералу КГБ и её знали, но меня никто не знал. И я не был главным консультантом Кремлёвской больницы. — Ты не понимаешь — так надо для того, чтобы издатель прочёл это Предложение и принял рукопись, заплатив нам большие деньги. Потом мы сможем переделать, как ты хочешь. Если я рассказывал, что видел, как Никита Хрущёв пил коньяк полным фужером в одно глотание, то Ховард перебивал: — Какой был коньяк? — Не знаю, наверное, армянский. Он считался самым хорошим. — Сколько стоила бутылка? — Наверное, рублей тридцать, точно не знаю. Но дело не в стоимости, а в том, что он много его пил. — Сколько было людей за столом? — Много. — А стол какого дерева? — Кажется, светлый. — Сколько он мог стоить? — Не знаю, наверное, дорого. Самый частый вопрос был «сколько стоит». Личность Хрущёва, его поведение терялись в этих деталях. Потом в его интерпретации этот рассказ выглядел так: мы с Хрущёвым вместе пили коньяк за столом красного дерева, он пил — больше, напивался пьяный и беседовал со мной на темы управления государством. И опять-таки потому, что я был такой важный человек. Всё это была «журналистская утка» с деталями, возможно, и нужными в описании домашнего хозяйства, но не имевшими значения для моих историй. Я спорил и всё яснее понимал — Ховард видел своей задачей вставить в мои рассказы больше лжи и мелких деталей. Мне нужен был не такой соавтор, а просто хороший редактор, который сумел бы адаптировать мой материал для понимания широким кругам американских читателей. Мой энтузиазм к нашему соавторству быстро падал, зато энтузиазм Ховарда постоянно рос, и он всё чаше и громче предвещал миллионы. Мы пока ещё не обсуждали с ним никаких условий, но я сказал, что, надеюсь, они будут справедливые. Он тут же ответил: — Из аванса я должен получить не менее сорока тысяч долларов. Это минимальная сумма моего годового проживания. Меня это покоробило, потому что моя сумма была почти равна нулю, но он об этом и не подумал спросить. Но сами по себе такие цифры не могли не волновать — кто знает, может быть, ему это удастся?.. А дальше — посмотрим. В ту пору у меня на уме было лишь сдать экзамен — подходило его время, и я не хотел терять ни минуты на рассуждения и споры о книге. В моей голове должны были постоянно держаться не менее десяти тысяч вопросов-ответов; я натренировал себя так, что безошибочно отвечал на 80–85 % вопросов. Хотя они и не точно повторялись в каждом экзамене, но были похожи, и такого «попадания» было достаточно с запасом, чтобы правильно ответить хотя бы на половину вопросов. А это и требовалось для сдачи. Каждый день я повторял около тысячи вопросов, голова была перегружена. И однажды, когда я интенсивно занимался дома, зазвонил телефон и женский голос по-американски неправильно произнёс моё имя: — Доктор Гоулакоувски? — Да, это я. — Моё имя Кэрол, я секретарь доктора Ризо, директора департамента ортопедической хирургии госпиталя Святого Винсента в Манхэттене. Вы всё ещё интересуетесь работой? Оторванный от напряжённых занятий, я замедленно реагировал: — Простите, что вы сказали? — Если вы всё ещё интересуетесь работой, то можете приехать для переговоров с доктором Ризо. — Какой работой? — Вы посылали нам ваше резюме. Тут только я, наконец, вспомнил, что более четырёх месяцев назад посылал документы на место парамедика. — О, да, конечно, я посылал! — Так вот, можете приехать для интервью с доктором. — Когда? — Можете завтра, в час дня, если это вам удобно. — Конечно, удобно! — Спасибо, — и, назвав адрес, она положила трубку. Это мне надо было бы сказать ей спасибо. Я сидел ошалевший — всё ещё трудно было привести в порядок взбаламученные мысли. Первым делом я позвонил Ирине на работу. Непривычная к моим звонкам, она встревожилась: — Что случилось? — Мне предлагают работу. — Правда? Какую? — Помнишь, ты нашла объявление в газете «Нью-Йорк таймс» на должность парамедика, и я тогда послал резюме. Да? Так вот, позвонила секретарь директора и сказала, чтобы я приехал для интервью. — Да, да, вспоминаю… Когда интервью? — Прямо завтра. По Ирининому голосу было слышно, что она взволновалась тоже. Она сказала: — Не уходи вечером на курсы, давай всё обсудим. Уже два года я мечтал о работе, какой-нибудь работе, чтобы зарабатывать хоть сколько-нибудь на приличное существование. Что такое получить работу, может понять только тот, кто годами её добивался и добиться не мог. И это событие, это предложение, такое важное и долгожданное, мы с Ириной обсуждали всю ночь до утра: как мне разговаривать с директором, как спросить, какие будут обязанности, что мне придётся делать, с чем я там встречусь? Ирину всё тревожило: — Я только думаю — не будет ли это для тебя слишком тяжёлая физическая работа? — Ну что ты, не волнуйся: в мои пятьдесят один год я ещё достаточно крепкий мужчина — справлюсь. К тому же парамедики не таскают грузы. |