
Онлайн книга «Одноклассница.ru»
Далее следовал подробный адрес. Бывший классный руководитель – это святое. Учитель, которому она многим обязана. «Совсем плох… Боже, как жалко! Надо съездить… не из-за Клима, а просто…» – подумала Вероника. И сразу же после работы поехала по указанному адресу. Дверь ей открыла Саша – чуть полноватая, с энергичным круглым лицом, копной великолепных волос. – Я – Вероника Одинцова… Получила ваше письмо. – А чего фото не выставили на сайте? – вместо приветствия поинтересовалась Саша. – Ну да ладно… Проходите. Папа был немного не в себе после того вечера. Даже не ожидал, что его бывшие ученики помнят о нем, любят… Приятно ему было. – Да, он замечательный человек, – кивнула Вероника. – Сказал, что Вероника Одинцова пошла по его стопам… Вы тоже учитель химии? – Не совсем… Я медик, биохимик. Но все оттуда, из детства пошло… – А… Проходите в комнату. Только не пугайтесь – папа совсем плох. Они прошли в просторную светлую комнатку. В углу, на кровати, лежал под простыней Андрей Максимович. Вернее – кости, обтянутые зеленоватым пергаментом. От прежнего Андрея Максимовича остались одни только глаза. – Папа, Вероника Одинцова пришла! – с преувеличенной радостью воскликнула Саша Мессинова. Андрей Максимович пошевелился. – Вероника… Молодчина… Пришла! Вероника села на стул рядом с кроватью. «Очень плох. Очень! – с горечью подумала она, глядя на бывшего учителя. – Не жилец… Эх, а я так надеялась! И все надеялись…» – Как вы? – Никак… – попытался он улыбнуться. – Но это ничего… Меня вот выписали. Умирать. – Еще поживете… – тупо солгала Вероника. – Ладно тебе врать, Одинцова! – сердитым шепотом огрызнулся Андрей Максимович. – Двоечница! Ты медик или кто? Глаза разуй… Хотя, конечно, я бы еще пожил! – с детской какой-то мечтательностью протянул он. Он вдруг стал вспоминать какие-то истории из той жизни, когда он работал учителем в школе, но, судя по фамилиям, это были истории не про одноклассников Вероники. Андрей Максимович все перепутал. – Вы так и не вспомнили о Климе Иноземцеве? – О ком? А, такой рыжий, мелкий… Помню, помню! Ох, крови он мне попортил, паршивец… – хрипло засмеялся учитель, потом закашлял. Вероника почувствовала, как подкатывают к горлу рыдания. Клим не был ни рыжим, ни мелким. – Чего нюни распустила? Ну ладно, иди уж… Она поцеловала Андрея Максимовича в лоб и вышла на кухню. Саша Мессинова поставила на стол кружку с дымящимся чаем. – Он ничего не помнит… – пробормотала Вероника. – Чайку? Да вы садитесь… Врачи сказали – дня два-три ему осталось. Чудо будет, если неделю протянет. Мы с мужем по очереди с ним сидим. – Если хотите, то я… – Спасибо, – покачала головой Саша. – Своя ноша не тянет. – Рак – это страшная вещь… – пробормотала Вероника, отпив из чашки. Саша тоже налила себе чаю, села напротив Вероники. Дочь Мессинова хоть и выглядела печальной, но все равно круглое лицо излучало энергию. Папина дочка… – «Химия» его добила. Вот ведь лечение жестокое… А лучше и не придумали ничего! Врачи так и говорили – неизвестно, что быстрее добьет. – Что? – рассеянно спросила Вероника. – Я говорю – дикость. Папа, когда заболел, похудел сильно. Потом эта «химия»… «Химия» рак уничтожила. Но она и добила его окончательно! Совсем прозрачным стал. Он сейчас умирает не от рака, не-ет!.. Он умирает от этой… от кахексии. Вероника поставила кружку на стол. – От чего? – От кахексии [1] . От истощения то есть. Организм ничего не воспринимает. Ни пищи, ничего… Мы и витамины ему кололи, глюкозу и всякие питательные смеси… Ни-че-го. Я говорю – два дня ему врачи отмерили. Вероника облизнула враз пересохшие губы. Произнесла название нескольких препаратов. – Эти давали? – Давали! Без толку… Я ж говорю – уже необратимый процесс, – вздохнула Саша. – А вы не переживайте. Все хорошо. Папа уходит счастливым. Господи, Вероника, да что это с вами? – Ночь не спала… Послушайте, Саша… – Вероника заплакала, потом засмеялась, чувствуя, что опять не владеет собой. – Но это смешно… И невероятно! – Что – невероятно? – испуганно спросила Саша. – Я же… Нет, ну так не бывает! – Вероника опять залилась смехом. – Это нервы, – глядя на Веронику, убежденно произнесла Саша. – Сейчас я вам валокордину накапаю. – Саша, милая… Не надо мне валокордину… Я сейчас вам все объясню… Я же биохимик, я вам сказала? Так вот… Я как раз сейчас работаю над препаратом… который способен победить истощение – кахексию то есть! Правда, это в первую очередь для больных анорексией, но… – Хороший препарат? – быстро спросила Саша. – Хороший! На мышах вот испытываем… Живут мыши-то! – заливаясь смехом, с трудом произнесла Вероника. Саша вдруг резко закрыла ей рот пухлой ладонью и произнесла коротко, очень серьезно: – А папе? – Так поздно! – мотнула головой Вероника. – Я опоздала… Только через пару лет, может быть, начнется производство витазиона – ну, этого препарата. – А и хрен с ним, с производством! – хищно дрогнули ноздри у Саши. – Утопающий хватается за соломинку. – И что вы предлагаете? – Вы знаете. Вероника помолчала. В груди все еще екало от приступа истерического смеха. – Это незаконно. Витазион не прошел клинические испытания… – Ну и что. – Меня посадят. – А кто узнает-то? – фыркнула Саша Мессинова. Вероника еще помолчала. Потом произнесла решительно: – Хорошо. Только я ничего не гарантирую… Я не господь бог. Правда, у меня в лаборатории все подотчетно, все действующие вещества в граммах подсчитаны… Не представляю, как я витазион возьму. Впрочем… придумаю что-нибудь. * * * |