Книга Предел несовершенства, страница 4 – Людмила Феррис

Узнать что-то у экспертов не получилось, по их словам, они были заняты, а ей со стороны казалось, что они просто глубокомысленно смотрели на мертвеца и по очереди трогали его тело. Кровь она действительно увидела, небольшую лужицу, потрясающе красную на фоне светло-серого пола.

Так, хватит! Забыть про этого Федю, забыть хотя бы на сегодняшний вечер! Дома ее ждет потрясающий мужчина по имени Кевин, и он ее любит, Юля это точно знает!

Она опоздала на редакционную планерку, и оправдания у Юли нет. Ее американец Кевин вчера улетел, и она отпрашивалась на целый день, а сегодня банально и примитивно проспала. Придумывать легенду для главреда она не будет, а все его претензии выслушает с поникшей головой.

— Заурский про тебя спрашивал, говорил, что потерял, — сказала секретарь.

— Вот я нашлась, проспала, Валентина Ивановна, — честно ответила Сорнева.

— А мне вот не спится, встаю в пять утра и цветы начинаю поливать от безделия. Спи, Юлька, пока спится!

Журналисты высыпали в приемную, и Мила Сергеевна не преминула язвительно заметить Юле:

— На планерку нам, конечно, ходить не надо. Мы же любимицы главреда!

— А вы, похоже, ревнуете, Милочка Сергеевна! — Но их диалогу не было суждено продлиться, потому что Заурский высунулся из кабинета и произнес: — Сорнева, давай, заходи!

— Проспала, поди?

— Да, Егор Петрович, каюсь.

— Ты мне давай расскажи, в какую очередную историю опять вляпалась?

— Это я вляпалась?! Ну вы даете! Это вы меня на такие задания посылаете. Сказали написать про молодых специалистов, осваивающих завод, я и взяла кандидатуру в отделе кадров — технолог Настя Ельчинская, симпатичная, между прочим, девушка. Но я же не виновата, что именно в тот день и час, когда мы должны были записывать интервью и я с диктофоном пришла к ней в цех, там погиб гальваник! А нашла тело, между прочим, моя героиня, только после этой находки она не могла мне ничего вразумительного сказать о любви к своему заводу, да я и спрашивать не стала. Фотографию умершего вам по Ватсапу переслала. Вы ведь ее получили? И что делать будем, Егор Петрович? Баним материал?

— Сорнева, а по-русски можно выражаться, без ваших интернет-словечек? За фотографию спасибо, молодец, она нам пригодится. А гальваника убили, ткнули заточенной пикой в грудь. Это мне в полиции потихоньку на ушко нашептали. Поэтому, Юлечка, молодые специалисты временно откладываются, давай хорошенько поройся в этой истории. Материал может получиться классный. Расследования — твой конек.

— Как же я рыться буду, Егор Петрович! Завод далеко, за проходной! Там обитают все герои.

— Не прикидывайся маленькой девочкой из подготовительной группы! Все, что узнаю в полиции, тебе расскажу. В завтрашний номер полсотни строк напишешь с фотографией убитого, и давай, рой, копай, ищи, как говорил Черчилль, «непричесанную правду жизни».

— Егор Петрович, какой Черчилль, у меня кризис жанра!

— Американец отъехал? Так в этом плюсы надо искать для работы, девочка моя. У тебя сейчас масса свободного времени! Никаких разговоров про творческий кризис, когда такое в голове возникает, надо работой загружаться, заодно и по американцу страдать времени не будет.

— Да уж вы загружаете — не вздохнешь!

— Ты вчера отдыхала, на работу вон опоздала. Так что рекомендую только один рецепт: исправление трудом, — парировал главред. — Собирай информацию — и ко мне, дальше будем вместе мозговать.

Юлька пошла к своему рабочему столу. Да уж, она знала наизусть все установки Егора Петровича, касаемые работы: журналист должен обращать внимание на все, что происходит вокруг, знать многое, даже то, что не касается его деятельности. Он должен много читать и постоянно напрягать память, быть всегда на связи, а также иметь хороших информаторов. Мила Сергеевна обычно добавляла:

— Еще нужно уметь работать на ходу, а после окончания работы журналист может быть свободным, то есть приниматься за другую работу.

Егору Петровичу легко говорить — собирай информацию. А где она ее возьмет? Ведь кроме испуганной девушки Насти и следователя, который все время язвил и выпроваживал ее с места происшествия, она толком никого не видела. Это у Егора Петровича есть «высший пилотаж» — постоянная работа с негласными источниками, с друзьями, информация от которых всегда оперативная, правдивая и достоверная.

Настя! Ну конечно, технолог Анастасия Ельчинская, ее несостоявшаяся героиня, сможет ей что-то рассказать! Юлия с отъездом Кевина совсем потеряла способность соображать. «Американский ковбой» заставил ее почувствовать себя женщиной, так что она на время утратила способность к журналистике. Это российская женщина должна успевать везде: учиться, работать, мыть, стирать, убирать и делить с мужчиной все обязанности поровну. Кевин вел себя с ней так, что Юлия каждую минуту ощущала: она любима, желанна, и общение с ней, ее присутствие делают мужчину добрее, сильнее, благороднее. Он удивительным образом умел заботиться и переживать за нее. Юлия даже ощущала, что мужское внимание Кевина пробуждает в ней очарование, грацию, женственность, озаряет лицо, взгляд, улыбку.

— Мед, ты самый красивый на свете! — говорил Кевин, когда брал ее за руку, и она действительно ощущала, что она самая неотразимая, самая красивая и любимая. Как это у него получалось, она не знала. Как американец, не очень хорошо изъясняющийся по-русски, находил слова и образы, которые она даже сначала не могла осознать.

— Ты мое окно смотреть в вечность.

— Окно, Кевин? Ты ничего не спутал? Почему я вдруг окно?

— Нет, Джулия. Я смотрю на тебя и вижу целый мир. Ты мое окно.

Она до сих пор не могла поверить в свое счастье и растворялась в нем, забывая обо всем происходящем вокруг.

У нее не было перед глазами образцов счастливой семейной жизни. Она вообще выросла без мамы, с бабушкой и отцом, который бывал дома редко и работал вахтовым методом на космодроме в научном центре. Нет, она, конечно, была любима родными, но никак не могла от них получить ответ на вопрос, где ее мама. Только уже после смерти бабушки они сблизились с отцом, и позже, под напором вопросов дочери, он рассказал ей о семейной тайне, единственной в своей жизни любви к американской космонавтке Оливии Грин, ее маме ^[1].

Оливия была учителем штата Бейн и стала членом космического экипажа, после того как выиграла конкурс, проводимый по всей стране корпорацией «Ранс»-«Женщина в космосе». Отношения молодого ученого Евгения Сорнева и американки длились очень недолго, он вернулся в Россию, и уже потом, после многочисленных просьб и хождений к начальству, ему передали, как посылку, маленькую девочку, его дочь. Оливия исчезла из жизни Евгения Сорнева и Юлии навсегда. Космический корабль взорвался через несколько минут после старта, и весь экипаж, включая Оливию Грин, погиб. Много лет спустя они с отцом побывали на братской могиле погибшего экипажа, и она помнила, как папа со слезами на глазах гладил гранитную плиту и шептал: