Онлайн книга «Златоуст и Златоустка»
|
А старик тем временем слегка поклонился и тряхнул головой: – Позвольте представиться. Старик-Черновик. Чернолик. Оруженосец от литературы. Ваш покорный слуга. Азбуковед Азбуковедыч. Абра-Кадабрыч. Пушкин меня звал Абрам Арапыч. Достоевский говорил, будто я похож… Винегрет из имён перемешался в голове Подкидыша, только имя Пушкина знакомо зазвенело. – Пушкин помер, – прошептал он, сам уже готовый умереть от жары. Черноликий старик погрозил указательным пальцем, испачканным химическими чернилами. – Классики не умирают, молодой человек. Это, во-первых. А во-вторых, я же не сказал, что это было вчера. Это было при жизни Солнца русской поэзии. Видишь, как я загорел под этим солнцем. Так загорел, что меня эфиопом считают. Голова у Подкидыша так разболелась, что каждое слово молотком по голове стучало. «Что он болтает? Пьяный, что ли?» Абра-Кадабрыч ухмыльнулся, и что-то сверкнуло во рту у него. – Кто? Я? Да ни в одном тазу! – твёрдо заявил он. – Я с тобой хотел маленько тяпнуть. По случаю знакомства. – Старик-Черновик покопался в кармане и вытащил флакон с химическими чернилами. – Ну, так что, Иван-царевич? Со свиданьицем! Простовану чуть дурно не стало, когда посмотрел на чёрный флакон. – Вы пьёте эту гадость? Запрокинув голову, черномазый рассмеялся, и во рту полыхнул крупный зуб, напоминающий золотое перо от самописки. – Ну, ты меня расхохотал. Шуток, что ль, не понимаешь? Да я бы давно уже сдох от чернил. – Помолчав, старик вздохнул, мечтательно глядя куда-то за реку. – Пушкин меня шампанским угощал. Лермонтов винишком на Кавказе баловал. Гоголь, тот всё больше горилку предлагал, да сала шмат. Представляешь, парень, если бы я с каждым классиком квасил? Я – Старик-Черновик – до белой бы горячки докатился. И тогда уж точно бы чернила пил как конь на водопое в такой вот жаркий полдень. Ха-ха. Ну, пошли отсюда. Пошкандыбали. А то плохо мне на солнце, Ваня. Прямо скажем, хреново, сынок. Я же всё время прячусь в тени. В большой тени от гения. Нет, нет, ты не подумай, я не жалуюсь. Такая моя планида. А ну-ка, пойдём вон туда… Оруженосец поманил его куда-то вдоль берега, и вскоре они оказались у голубовато-сизого, уютного заливчика, откуда потянуло свежим воздухом, напоминающим разрезаный арбуз. 2 Неподалёку в тени деревьев жаворонком журчал питьевой фонтанчик, искусно вмонтированный в камни. Подкидыш умылся, напился и почувствовал себя гораздо лучше. И только тогда взялся внимательно рассматривать оригинального оруженосца от литературы. Старик-Черновик был похож на средневекового странствующего рыцаря в чёрном плаще, на котором красовалась яркая заплата, где поэтической вязью было начертано: “СЛАВЬСЯ”, а немного пониже, другим уже почерком: «НАРОД-ЗЛАТОУСТ». В руках оруженосца блестело большущее золотое перо – величиной с карабин. Долговязая борода Абра-Кадабрыча смолистыми волнами сползала к башмакам, пошитым из кожи, годящейся на книжный переплёт. Маленькие чёрные глаза походили на чёртиков, прячущихся под седыми кустами бровей. Глаза довольно молодо, задорно мерцали чернильными кляксами – белков не видно. Крючковатый нос походил на перевёрнутый вопросительный знак. На голове Старика-Черновика разметались курчавые длинные волосы, напоминающие мелко настриженную и помятую копировальную бумагу. Волосы кое-где седина прострочила – серебристыми строчками. А кое-где видна была красная строка – в виде узорной ленточки, какую вплетают себе папуасы, чернокнижники или шаманы. Солнце, обычно медлительное под небесами, на этот раз как-то очень скоро передвинулось – неожиданно сильно опять засияло – только уже с другой стороны. Солнце так нещадно припекало, что Старик-Черновик временами словно растворялся в потоках слепящего света… – Вредно мне на таком солнцежаре. – Он ладонью глаза прикрыл. – В небесной канцелярии сказали, завтра будет гроза. Вот это я люблю. Люблю грозу в начале мая… Да и в конце июля тоже… Завтра будет хорошо. Завтра мы с тобою, Ваня, можем заняться культурной программой. – Завтра я дома буду. – Ну, это зря. Ты что? Лететь в такую даль только затем, чтобы тебе накостыляли эти козлы винторогие? Ардолионы чёртовы, которые уши не моют, а только бреют. Так не годится. Надо, сынок, по театрам, по музеям, по выставкам… – Нет! Домой поеду! – уперся Подкидыш, забывая, что денег-то нет, умыкнули. – Как мне скорее отсюда в аэропорт?.. Старик помолчал, не желая парня отпускать. – Через подземное царство – скорее всего. Что говоришь? Только в сказках бывает? Ну, почему? И тут имеется. И звать это царство – метро. – Такое маленькое? – удивился Подкидыш. – Не больше метра? Азбуковед Азбуковедыч улыбнулся. – Со мной не пропадёшь. Я ведь волшебник. Это царство чуть больше метра, а мы сделаем вот что, сынок, ты только слушайся. Они подошли к подземелью, где горела красная буква «М». Волшебник заставил Ивашку зажмуриться, а когда он снова открыл глаза – Азбуковедыч был уже без чёрного плаща и без золотого пера величиной с карабин. Теперь он был одет без затей, как простецкий гражданин своего Отечества; серый пиджак и тёмно-серые штаны, растоптанные туфли, похожие на лыковые лапти. И через минуту-другую они со свистом помчались в вагоне подземного поезда. Это была первая поездка Простована по лабиринтам изумительного царства. На остановках, на станциях всё блестело, сияло, арочные своды поражали высотой и размахом… Благополучно вынырнув из подземного царства, они пошли по каким-то сонным закоулкам, по загогулочкам, где нет асфальта. И, в конце концов, пришли в тихую комнатку, похожую на дворницкую. – Вы же хотели меня проводить в аэропорт! – удивился Ивашка. Черноликий старик подмигнул. – Хочешь поскорее улететь отсюда? Прекрасно! А это чем тебе не самолёт? – Он показал на старую метлу. – Метёт по небу только так… Подкидыш рассердился и хотел уйти, но вдруг откуда-то – точно из глухой стены – возникла Музарина, Музочка, внучка Старика-Черновика. Муза Вдохновеньевна, так он любовно внучку называл. Владевшая секретом молодильных яблок, Музарина всегда была изящная, весёлая, с такими золотыми искрами в глазах, которые бывают только у влюбленных. И Подкидыш в ту минуту засмущался, здороваясь. И Музарина зарделась, как зорька. – Проходите, – пригласила, потупив глаза. Переступив порог, Подкидыш ахнул. Неказистая дворницкая осталась за спиной, а впереди открылся дивный зал, похожий на библиотеку. На стеллажах от потолка до пола находились книги со всего земного шара, книги, которые Старик-Черновик – не без помощи внучки – писал и переписывал в компании с живыми классиками; так он говорил, по крайней мере. Музарина предложила гостю расположиться в мягком вольтеровском кресле, а сама привычно взялась хлопотать по хозяйству. Простован, ротозейничая, походил по комнате, как ходят босиком по льду – осторожно, пугливо. Жар-птицу увидел – в углу сидела в клетке, переливаясь огоньками цвета радуги. А в другом углу стоял на красной лапе, дремал серый крупный гусак, из которого Старик-Черновик дёргал перья для повседневной работы, а для чистописания ему необходимо было перо жар-птицы. |