Онлайн книга «Страх (сборник)»
|
«Ну вот, – подумала Нюша, – наверняка уже все знают! Господи, и какое его собачье дело! Разбрехал, конечно же, разбрехал. Нашла, кому довериться». Как и все влюбленные, она не сомневалась, что народ в округе только и говорит про ее любовь, да еще и втихомолку смеется над ее страданиями. А она полюбила, да и как было его не полюбить, этого пастуха Степана Козлодроева. Густые волосы во вкусной соломе от стога сена, в котором он, одинокий и печальный, спал ночами. Личико красненькое, носик пуговкой, в бороде и в усах крошки махры и хлеба. Ух, слизала бы их своим шершавым языком и заплакала бы от счастья, нахлынувшего невзначай! Земля вздрагивала, когда Степан нос прочищал, одно слово, богатырь! «Ах, Нюша, наивное ты дитя малое», – усмехнулась она. В стаде о чем-то шушукались. Нюша, не желая показаться нескромной и любопытной, обходила всех стороной. Как вдруг перед ней возникли Тюша и Муша, две подружки. – Небось, звал тя на синавал?! – невинно поинтересовалась Тюша, закатив к небу бесстыжие глаза. – А че, Лукерью-то, доярку нашу, приглашал, – поспешно подхватила Муша. И обе коровы уставились на нее. Нюша только головой покачала: «Боже, какая грязь, какая грязь!» Объясняться и доказывать «этим» не желала, тем более спорить. – Не, ты гляди, гляди, пошла, – удивилась Муша. – Гордая ить! И Нюша решилась: – Я бы никогда не позволила… – начала она тихим, но твердым голосом. – Ой, как страшно, нет, вы посмотрите на нее, посмотрите! – радостно возопили обе, и стадо заинтересованно повернулось в их сторону. От этого бабьего визга и писка Нюше стало больно, голову обнесло, и она пошла к вдалеке виднеющемуся лесу. – Деушка, не советую, доложу, – тихо вымолвил взявшийся ниоткуда Стукач. – Останешься опять, несмотря на все наше к вам уважение, без сена с земляникой. Установившаяся система доносов не пугала Нюшу, но участь остаться без сена с ягодой и цветами не устраивала, повернула назад. Стадо шумело, гудело, доносились слова: «Степан… Лушка… соседи… Степан… Лушка…». Она насторожилась, подошла поближе к шушукающим, прислушалась: – А что, пора бы уж… – В соседнем стаде ждут его, не дождутся, там Степке-то быки покажут, не наши малокровные… – Дак за что? – Да зарвался. – А куда? – Да не сорвался, а зарвался. Лушка, доярка, нажаловалась. – Охоч он до доярок! – Ты подумай-ка, ты подумай-ка! Сбывалось, предчувствие не обмануло, угоняют Степушку, угоняют милого! И промычала она от боли и от любви: – Не пущу! Не пущууууу! И бросилась бежать назад к хлеву, а на крылечке стоял ОН. Стукач, завидя несущуюся Нюшу, метнулся наперехват, от безумия удержать хотел, ухватить за хвост с репьем и остановить, но промахнулся и мордой угодил в засохший навоз на дороге. Взвыл от боли. – Врешь, не уйдешь! Вновь взметнулся за Нюшей и достиг, уцепился всеми клыками, но не за хвост, а за один из нежных розовых сосцов вымени Нюши. – Проклятый, – простонала она и, изловчившись, с силой лягнула копытом левой ноги по левой стороне черепной коробки Стукача. Что было дальше, Стукач не помнит до сих пор. А Нюша стремительно приблизилась к любимому, хотела подняться к нему на крыльцо и защитить от напастей. – Ты это че, – Степан остановил ее остолбенелым взглядом, – ты это че? Я что, говорил, что я останусь? А? Говорил или нет? Ну… Ты эти свои бабьи штучки брось, вот корова! «Как, и ты, Степан?» – екнуло сердце. Ноги подкосились, в голове пронеслось: «Ночь, ночь, скорее, ночь! Дождаться ночи, и все проблемы…» В стаде то тут, то там возбужденно мычали. «Лошади бы ржали», – горько усмехнулась Нюша. – Затравили, – спокойно отметила она и побрела к хлеву… Сон успокоил всех, Нюша вышла прочь, ночная свежесть и тишина царили в округе. – Вот и хорошо, пора, ни к чему все это. Решилась на страшное, что там и говорить: в лесу, в самой его глубине, живут волки, они порушат тело ее острыми клыками, спасут от мук душевных. Так будет лучше, хоть стадо успокоится. Побежала легко, радостно. Вот забор, тело обожгло, но стремление к воле было сильней, ничего и не заметила. Сильные ноги несли по лесу дальше и дальше. Услышала вой впереди, сзади, слева, справа. Задрожала, ах, как не хотелось умирать! – Смотри, баба, да еще и корова! – воскликнул изумленный волчий голос, к вою прибавился треск кустов, сквозь которые продирались к Нюше враги. «Нет, не могу я так просто…» Из горла вырвалось жалобное мычание, зов на помощь, но это было бы пошло и глупо: в глухую темень среди ночи в лесу орать, словно режут. Закинув гордо назад голову, Нюша полетела сквозь чащобу. Сбоку мчалась в небе луна, где-то ухала сова, стаи летучих мышей пытались сесть на спину. сопение и хрипы окружали. Вдруг кто-то истошно завопил: – Заходи слева, парни! Через секунду перед Нюшей стоял, опираясь на мощные лапы, матерый вожак стаи. Встала и она на всем бегу. Итак, все кончено, судьбой неумолимой заброшена она в логово зверей, губителей, спасителей. Страшный и красивый, со вздыбленной шерстью, приблизился вожак, заслонил небушко мордой своей, кругом сверкали от голода глаза его сородичей. Это конец, поняла Нюша. Резкий запах из разинутой хищной пасти привел в трепет, охватило неизбывное блаженство. «Ну что ж, вот оно», – вздохнула, покачнулась, теряя сознание, ноги подкосились, как сквозь сон, услышала: – Мужичье, да держите же! Когда очнулась, все было тихо, только высоко над головой шелестели листья дуба. Не поверила себе: тело осталось при ней все, целиком. Лишь сладко ныло вымя, хотелось вскочить и порхать по лужайкам, по зелененькой травке, нюхать нежные цветочки. Ах, как чудно, она в раю? Да, она в раю. – Ты, вот что, завтра-то приходи, дура, – ласково и стыдливо пробурчал матерый, также согласно подвизгнули и младшие собратья. Усмехнулась, шаловливо взмахнула хвостом, поспешила домой, в хлев, к стаду, предвкушая побег в лес и в ночь с ее сверкающими глазами, резким мужским запахом из пасти и мягкой длинной шерстью. |