Книга Академия Истины, страница 51 – Виктория Карелова

Вот, к примеру, комната: посредине стоит большой стол с зеленой суконной скатеркой. Стол не ровный, как обычно, а с бортиками. В бортиках проделано несколько дырок. Вдоль стен комнаты расставлены кресла, а между окон сооружен штакетник из тонких дрынов. Как ни прикидывала, так и не смогла сообразить, чем тут заниматься принято. Возможно, это для магических дел.

Наймитов, опять же, полон дом, а садовник нерадив! Нынче обязательно нужно огород возделывать, хоть самую малость, да наработать, а тут еще и конь не валялся. Я бы и сама могла лопатой помахать, да не будешь же в чужом дому свои порядки устанавливать. Вот и сижу — от Брианды прячусь!

Художница как увидела в первый праздничный день мое опухшее от слез лицо, так и кинулась развлекать гостью изо всех сил, а мне хотелось только забиться куда-нибудь в уголок и не вылезать. Впрочем, надо отдать хозяйке должное: она довольно быстро поняла, что собеседник из меня сейчас никакой и вообще лучше всего у меня пока получается смотреть в одну точку, так что усадила в кресло и начала делать какие-то наброски. Все бы ничего, если бы девушка не пыталась время от времени влезть мне в душу и выпытать, что произошло. Я не знала, как рассказать ей о Питере, чтобы опять не залиться слезами, вот и старалась ускользнуть подальше. Читать я не могла, даже кружева плести не получалось — сбивалась постоянно, вот и сидела бесполезным кулем.

— Вы не замерзнете, верита Феодоссия?

Надо же, не услыхала, как магистр подошел. И как он меня разыскал-то?

— Нет, спасибо за беспокойство, у меня теплая шубка.

— Вижу, вас вдохновили руины декоративного огорода Брианды?

Я пожала плечами:

— Копать пора и от мошки заговаривать.

— Копать? — изумился мужчина. — Да еще же снег лежит.

Равнодушно сообщила:

— Испокон веку завет таков: хотя бы в день Градаря была и зима, начинай пахать огород. Ты только почни в этот день — непременно огород будет добр, и овощу будет много.

— М-да, с народной мудростью не поспоришь. — Кажется, магистр опять издевается. — Только вряд ли наши многоуважаемые предки разводили огороды в декоративных целях.

— Это как?

— Даже не знаю, как объяснить… Это просто для красоты всякая необычная кучерявая капуста и маленькие яркие перчики растут… Ну, как цветы, чтобы глаз радовался.

Капуста… как цветы… Великая Веритассия, верни меня обратно! Это безумный мир, я в нем вообще ничего не понимаю! Да и не хочу понимать, если честно!

— Мужайтесь, верита Феодоссия, сумасшедшие столичные жители и не на такое кощунство способны.

Неужели я вслух говорила?

— Извините.

— Нет, вы ничего не говорили, просто у вас все на лице написано. Но я бесконечно рад уже тому, что на вашем милом личике наконец-то отображаются хоть какие-то человеческие эмоции. — Маг опустился на скамейку рядом со мной. — Вы так сильно расстроились, что не смогли поехать со своим мальчиком?

Вот лучше бы он этого не говорил, лицемер!

— Вы прекрасно знаете, что он никакой не мой! — рявкнула я. — И вообще, я вернула ему этот проклятый аграф! Чего вы от меня еще хотите?

— Успокойся! — Снова этот странный, обволакивающий голос. И снова всколыхнувшаяся в душе злоба, только что рвавшаяся наружу в яростном крике, куда-то отступила. В тот же момент я пожалела, что вообще открыла рот, да слово не воробей, вылетит — не поймаешь!

— Какой, однако, интересный поворот в нашей беседе о сельскохозяйственных нуждах, — восхищенно заметил магистр. — Но теперь хотя бы понятно, из-за чего у вас такой убитый вид. Не будете ли вы столь любезны просветить меня еще и относительно вашего источника информации?

— Я слышала ваш разговор.

— День однозначно удался, вы не находите? — светским тоном осведомился мужчина. — А как у вас это получилось, позвольте полюбопытствовать?

— Просто слышала, и все.

— А вот тут уж позвольте вам не поверить! Кабинет декана защищен от подслушивания, а также от ряда иных несанкционированных опытов, и я ни за что не поверю, будто неофиту под силу взломать эту защиту. Так что «просто» слышать вы никак не могли.

— Я не знаю, как это объяснить, но я действительно ничего не делала, чтобы услышать…

— Вот теперь верю! А кто делал?

— Не знаю.

— Все-таки жизнь — удивительная штука! Никогда не знаешь, в какой момент она станет нестерпимо интересной! Вот сейчас, например, я совершенно не могу справиться с мучающим меня любопытством. В такие моменты я решительно не в состоянии себя контролировать, знаете ли… Боюсь, что придется приказать вам рассказать все подробно… Но вам же это не понравится! Так что лучше — сами.

— В лечебнице есть кто-то с хрипло-сиплым голосом. Он и делал так, чтобы я могла слышать ваши разговоры.

— А кроме голоса, у этого занимательного существа есть какие-либо приметы?

— Не знаю, он мне не показывался. Свет всегда гас.

— И сколько же разговоров вы слышали?

— Три… или четыре… — Мне уже было все безразлично. Да и какая, в самом деле, разница, будут эти лгуны знать что-то лишнее или не будут? Все одно я у них вроде куклы. — Первый раз, когда только очнулась со сломанными контурами, второй — когда вы мне блок поставили, третий — когда после отравления оклемалась, и четвертый — вот про аграф. И раз уж зашла речь, так я давно хочу вам сказать, что Семен — никакой не валенок.

— Вам, несомненно, виднее, — задумчиво бросил магистр. — А вы меня приятно удивили: за полгода еще не разболтали об услышанном.

— Откуда вы знаете? Может, я всей Академии растрепала!

— Нет, тогда бы я узнал об этой восхитительной истории намного раньше. А этот ваш таинственный помощник… он хоть мужчина, женщина, старый, молодой? Голос же вы слышали.

— Да не знаю я, он так сипел, что ничего понять было нельзя.

— А что он говорил конкретно?

— Да почти ничего: «молчи и слушай», «ты должна быть сильной», «ты должна осознавать свои поступки», «ты не должна покидать Академию». Никому я ничего не должна!

— Успокойтесь! — опять скомандовал магистр. — В вас говорит озлобленность, и я вас даже понимаю. Но что бы вы себе сейчас ни придумывали и как бы ни относились к происходящему, вас действительно в Академии старались защитить и зла вам не желали.

— Угу. Просто любовный амулет надели и на цепь посадили.

— Декан Дорэ принимал решения, исходя из своей личной парадигмы. Возможно, его методы можно назвать ошибочными, но он хотел сохранить вам жизнь.

— Так вы же вроде не были с ним согласны.

— И сейчас не согласен, но отдаю себе отчет, что он просто недооценил разницу в представлениях взрослого, сложившегося человека и совсем юной неокрепшей души о важности определенных событий.