Онлайн книга «Роман с куклой»
|
Но закончить фразу не смог. Что-то странное было во всей этой картинке, какой-то очередной оптический обман. Одной из сидевших на валуне была девушка, вернее – еще девочка, с длинными черными косами, круглым личиком и узкими щелочками глаз. Другая – та, что сидела рядом с девочкой, была одета точно так же – в ягушку из ровдуги [5] и торбасы, но лицом и цветом волос ничуть не напоминала местную жительницу. Она напоминала… Дыхание у Михайловского сбилось. – Ева? – сказал он. Светлые длинные волосы лежали у нее на плечах, ярко-серые, точно отражавшие блеск байкальской воды – глаза… Она и не она! – Данька? – удивленно и вместе с тем довольно спокойно отозвалась та. Голос был тоже ее, Евин. – Господи, ты… – Он все еще не мог поверить своим глазам. – Кто это? – обернувшись к Еве, спросила девочка с черными косами. – Познакомься, Долчан, это – мой муж… – Муж? – Юная аборигенка по имени Долчан глубокомысленно почесала пальцем кончик носа. – За тобой приехал? – Я не знаю… – растерянно пробормотала Ева. – Даниил, ты за мной приехал? – спросила она уже громче. – Не говори чепухи! – застонал он и схватился за голову. Это была она – Ева… Точно – она, а никакой не оптический обман! Ева – его жена. Ангел и демон в одном обличье. Ева, с которой было невозможно жить, но без которой жить было тоже нельзя. – Ну, я не знаю… – повторила она, пожав плечами. – Может, ты тут просто прогуливаешься?.. – Прогуливаешься!.. – ахнул он. – Люди добрые, вы послушайте, что она такое говорит… Михайловскому хотелось плакать и смеяться. – Чего же ты сидишь? – укоризненно спросила девочка у Евы. – Иди к мужу, однако. – Иду, – со вздохом сказала Ева и поцеловала Долчан в лоб. – Спасибо, спасибо вам за все… Особенно бабушке твоей – спасибо! Она спустилась с валуна, легко запрыгнула в лодку к Михайловскому, села на носу, напротив него. Надо было обнять Еву, надо было сказать что-нибудь этакое, приличествующее случаю – прочувствованное и пафосное, но ничего этого Михайловский делать не стал. Во-первых, если бы он сейчас стал обнимать Еву, то точно бы задушил ее – от избытка чувств, так сказать… А во-вторых, все прочувствованные слова почему-то вылетели у него из головы. Он завел мотор, и лодка, рассекая волны, помчалась вперед. – Тебе идет… – крикнул он, стараясь перекричать мотор. – Что? – Я говорю – тебе идет… – Он кивнул на ее одеяние. – А ты похож на первобытного человека! Ну и щетина… – Да что щетина – я тут с бородой ходил! – Хотела бы я тебя видеть! – засмеялась Ева. И тут Михайловский отвернулся. Горло перехватил спазм – он понял, что заплачет, если скажет еще хоть слово. Всю остальную дорогу они молчали, и только когда впереди показались крыши изб и деревянные мостки у берега, уходящие в воду, Михайловский обронил: – Ну, вот и приехали… И, уже стоя на земле, он сказал: – Где ты была? Я тебя искал… – И я тебя искала! – улыбнулась Ева. Тогда он отвел прядь волос от ее лица и обнял ее. Сколько они стояли так – неизвестно. Наверное, очень долго… – Давай мириться, – глухо пробормотал он. – Давай! – с радостью, немедленно отозвалась она. Он поцеловал ее, чувствуя, как слезы все-таки щиплют глаза. – А золото? Ты нашел золото? – спросила она. – Нет. Все сгорело. Все те бумаги, которые могли мне помочь… – тихо уронил он. – Ну ничего, еще все впереди! – подбадривающе произнесла она. – Ты мое золото… – Он снова и снова целовал ее лицо. – Мне ничего не надо… Мне только ты нужна! – А мне – ты… Ой, Данька, а это что? – Она нащупала повязку у него под рубашкой. – Да так, ерунда… – усмехнулся он. – Уже все давно зажило. Пуля навылет вышла. – В тебя стреляли? Ой, не могу… – задрожала она. – Я же говорю – все в порядке, я жив-здоров! А ты-то, ты… Как ты из речки выбралась? – Расскажу – не поверишь… Меня ведь потом шаманка одна лечила, этим… как у них называется? – Камланием? – Да, точно! Только не смотри на меня такими глазами, я ничего не придумываю, все – чистая правда! …Когда самолет Иркутск – Москва оторвался от земли и постепенно стал набирать высоту, Михайловский спросил: – Что, страшно? – Нет, – довольно спокойно ответила Ева, прислонившись щекой к его плечу. – Слушай, Даня, а я ведь так и не дочитала твою книжку… – Какую? О Колчаке? – Да. Чем там все закончилось? Он помолчал немного, а потом ответил: – Закончилось все очень плохо. Золото пропало, Колчака расстреляли, а тело его сбросили в Ангару. – А та женщина, которую он любил? Ее тоже расстреляли? – Анну Тимиреву? Нет. Она после прожила долгую, очень одинокую жизнь, большую часть которой провела в лагерях и тюрьмах. Ну как же – подруга Колчака! Умерла в тысяча девятьсот семьдесят пятом году. Она писала стихи… За пять лет до смерти написала строчки, которые посвятила памяти своего возлюбленного: Полвека не могу принять — Ничем нельзя помочь — И все уходишь ты опять В ту роковую ночь. Но если я еще жива Наперекор судьбе, То только как любовь твоя И память о тебе. – Бедная женщина… – вздохнула Ева. – Это что же, она всю жизнь только его любила? – Только его. В начале салона погасла надпись, требующая пристегнуть ремни. Это означало, что теперь можно передвигаться по самолету. Пассажиры заерзали в креслах, устраиваясь поудобнее, кто-то полез в отделение для ручной клади, кто-то потребовал от бортпроводницы минеральной воды без газа… – Данила, Ева! – пропихнулся по узкому проходу черноволосый, румяный, щекастый – Николай Ильич. – Ну, как вы тут? – Все хорошо! – засмеялась Ева. – Черт, дали разные места… Я вот сейчас, пока сидел, размышлял – с помощью каких законов контролировать губернаторскую власть на местах? Это ж полное безобразие, что там Мигунов устроил! Самый настоящий князек, как в Древней Руси… «Сазонов, глядите – сам Сазонов с нами летит!» – зашептались вокруг люди. – Ты, Николаша, как всегда – в центре внимания, – заметил Михайловский. – А то у вас там, в правительстве, не знали, что на местах творится… |