Книга Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода, страница 45 – Борис Григорьев

В вестибюле я их спросил, по какому вопросу они пожаловали в советское посольство, и в ответ получил:

— Мы просим у вас политического убежища.

Я провел их в специально отведенную комнату и опросил более подробно. Затравленно озираясь по сторонам, мужчина поведал мне, что до последнего времени работал в БНД, ^[44] но из-за разногласий с начальством был несправедливо уволен без права получения пенсии, в связи с чем решил отомстить службе и попытаться начать новую жизнь в СССР или ГДР. В БНД он специализировался по странам социалистического блока, неоднократно выезжал с заданиями в ГДР, ЧССР и ПНР. Перед бегством из ФРГ он прихватил копии многочисленных материалов БНД и в устной форме может сообщить важную оперативную информацию об агентуре БНД в соцстранах. Его спутница — это подруга, которая согласилась разделить с ним все тяготы эмигрантской жизни.

В подтверждение своих заявлений мужчина — назовем его условно Фогелем — открыл портфель, туго набитый документами, и предъявил просроченное удостоверение сотрудника западногерманской разведслужбы.

Вместе с появившимся А. С. Серегиным мы еще раз опросили Фогеля и его спутницу и пошли докладывать резиденту. Через десять минут в Москву полетела срочная телеграмма о заявителе, а через час мы уже имели инструкции о начале конкретной и целенаправленной работы по снятию с заявителя информации.

В ходе содержательной двухчасовой беседы источник упорно молчал.

Мы поселили Фогеля с подругой в укромной комнате посольства и три дня неустанно, с утра до вечера, трудились, расспрашивая его обо всем, что тому было известно о деятельности БНД. Полученные сведения были поистине впечатляющими. Фогель сообщил данные на десяток агентов БНД, сидящих на ключевых административных и партийных постах в Софии, Праге, Варшаве, Берлине и Москве, рассказал о некоторых конкретных операциях службы, выдал список известных ему оперативных сотрудников БНД и характеристики на них.

Вся эта обширная информация немедленно направлялась в Центр. Серегин и я непрерывно сновали между убежищем перебежчиков и кабинетом резидента, забросив всю консульскую работу, появляясь в консульском отделе только для того, чтобы подписать визы или решить какой-нибудь другой срочный вопрос. Коллеги по работе, естественно, обратили внимание на наши передвижения по посольству и с завистью наблюдали за важной государственной работой, которая отображалась не только на наших физиономиях, но выпирала из каждой складки одежды, просвечивалась через дырки каждой пуговицы.

Не скажу, что у нас с Серегиным не было сомнений относительно привалившего оперативного счастья. Червь сомнения и суеверия глодал нас постоянно, и мы часто спрашивали друг друга, не является ли Фогель хитроумным исполнителем коварной акции противника или не состоит ли он на учете в какой-нибудь гейдельбергской психиатрической клинике. Но нет, информация Фогеля производила впечатление взвешенной, реальной и логично поданной, а само его поведение выглядело вполне адекватным.

Наконец у Центра лопнуло терпение, и мы получили указание переправить Фогеля со своей дамой в Москву, чтобы руководящие товарищи успели сами приобщиться к «снятию сливок». Не буду пересказывать, каким образом мы выполнили эту задачу, но в скором времени перебежчики оказались в Москве. В качестве сопровождающего лица вместе с ними выехал консул.

Он вернулся в Копенгаген через неделю возбужденный и радостный и рассказал, что товарищи из Центра активно продолжают работу с Фогелем, что о нем, как и полагается, проинформировано руководство страны и что мы с ним можем «крутить дырки». Любимый Центр обещал нас представить к награде!

— Можешь без надрыва заниматься своими делами, — успокоил меня Серегин, — считай, что командировка сделана! Сам видел, как начальник ПГУ подписывал рапорт на Председателя.

И действительно, настроение у меня было такое приподнятое, что заниматься черновой работой — звонить связям, ходить на какие-нибудь мероприятия, писать скучные справки — желания не возникало. Коллеги, от глаз и ушей которых ничто не могло укрыться, любовно хлопали по плечу и ласково говорили:

— Ну Боб, молодца! Далеко пойдешь.

Целый месяц я был в героях и запустил оперативную работу донельзя. Ни резидент, ни его зам даже и не пытались напомнить мне о том, что «надо делать дело».

Но время шло, а долгожданных известий из Москвы о наградах и почестях не поступало. Внутри меня уже поселился червь сомнения, я спрашивал консула, но тот только пожимал плечами и приговаривал:

— Пути любимого Центра неисповедимы! Жди.

Но я почувствовал, что ждать нечего и стал потихоньку возвращаться у своим «баранам» — рутинной оперативно-поисковой работе. Товарищи перестали хлопать меня по плечу, а в глазах некоторых из них стал поблескивать огонек злорадства.

Скоро я окончательно выздоровел от «звездной болезни», втянулся в повседневную оперативную страду и начал «вкалывать» по-старому. Однажды с одной из связей во время перерыва спектакля я прогуливался по залам Королевского театра оперы и балета и вдруг увидел перед собой знакомое лицо коллеги. Он стоял в стороне, стараясь привлечь мое внимание. Извинившись перед иностранкой — это была женщина, — я подошел к нему и спросил:

— В чем дело? Ты тоже взял билет на спектакль?

— Нет, меня послал резидент. Срочно езжай в посольство.

— А что случилось?

— Там «твой» объявился.

Больше задавать вопросов я не стал — я сразу догадался, о ком идет речь.

— Один из наших сотрудников попал в автоаварию, и мне нужно срочно выехать на место происшествия, — соврал я иностранке и оставил ее досматривать модерновую постановку Флемминга Флинд-та, в которой балеруны и балерины по ходу действия измазывали себя с ног до головы красной краской.

Резидент с насупившимся лицом дожидался моего появления. Его тоже вызвали из дома, и время было уже позднее.

— Внизу сидит Фогель. Спустись и разберись, в чем там дело.

В слабо освещенной приемной, сжавшись в жалкий комочек, действительно сидел несчастный Фогель! Он сразу узнал меня и, словно в лихорадке, стал рассказывать, не дожидаясь моих недоуменных вопросов:

— Ваши товарищи уговорили меня вернуться домой и продолжить работу на вас с территории ФРГ. В Брюсселе меня арестовала полиция, потому что моя подруга предала меня. Но мне удалось бежать, и вот я с трудом добрался до вас, чтобы с вашей помощью укрыться в Швеции, где у меня есть друзья. Мне нужны деньги.

— Хорошо, посидите немного. Я сейчас вернусь.

Я поднялся в кабинет к резиденту, и мы вместе составили срочный запрос в Центр. Через час шифровальщик принес ответ и положил его на стол шефу. Текст гласил, что Фогель признан психически неуравновешенным человеком, в связи с чем от него решили избавиться, для чего под легендой будущего сотрудничества его выдворили обратно в ФРГ. Выдворение осуществлялось через ГДР, а подчиненные Маркуса Вольфа, дав хорошего пинка (Фогель действительно когда-то работал в БНД и был известен спецслужбам ГДР), выставили бедолагу в Западный Берлин. Подруга Фогеля узнала о его болезни только в Москве, и бедняжка страшно переживала, что дала втянуть себя в такую аферу, как поддержка тылов свихнувшемуся с ума мужику. И самое интересное: Центр своевременно сориентировал все европейские точки о том, чтобы Фогеля, если он опять появится в их поле зрения, гнали в шею. Не проинформирован был только Копенгаген. Вероятно, это следовало расценивать как тонкую месть резидентуре за то, что мы подсунули им тухлый товар!