Онлайн книга «Дверь с той стороны»
|
– Не понимаю, — проговорил он, настораживаясь. – И я не понимаю, но что-то не так… – Конечно, готовиться будет тяжело… – Разве дело в этом? Работать я умею. И даже то, что новые знания там не пригодятся — тоже ничего: мало ли ненужных вещей мы запоминаем… Но… Вот: что же в том мире буду делать я? – Ах, вот что! — Александр облегченно перевел дыхание. — Ну, найдешь занятие по вкусу. – А мне по вкусу мое дело. Но там — окажется ли оно мне по силам? – Ну… я полагаю, — сказал он без уверенности в голосе. – Только искренне. – Н-не знаю, — сказал он, ухватившись за мочку уха. – А я почти уверена, что нет. То, о чем ты рассказывал, мне чуждо. Я вряд ли смогу, как ты говорил, дышать этим. Александр почувствовал, что должен сказать сейчас что-то значительное и хорошее, чтобы все их планы не рухнули, опрокинутые непониманием. Но ничего не приходило в голову. – Вечерами будем гулять, — вернулся он к самой спокойной из тем. — Ты и не узнаешь окрестностей… – Да? — безразлично спросила она, но за кажущимся безразличием он почувствовал боль. – Тебе неинтересно? Кира вздохнула. – Ну ладно, — сказала она, — все будет очень хорошо. Давай завтракать, время идет. Они ели лениво и мало — у обоих сразу пропал аппетит. Почти полные тарелки одна за другой возвращались на диск и исчезали где-то в путанице пищевых коммуникаций. Александр налил вина и теперь задумчиво глядел на пузырьки; растворенный в вине газ улетучивался, и так же улетучивалось — он чувствовал — взаимопонимание, которое совсем было установилось между ними. Этот процесс надо было прервать, пока он не зашел слишком далеко. – Можно подумать, — сказал он, — что ты сомневаешься. – Нет. Я вижу все, о чем ты рассказывал. Но этого слишком мало. Скажи еще раз: я нужна тебе — там? – Говорю еще раз: нужна — даже не то слово. – А какая? – Что — какая? – Какая я тебе нужна? Он пожал плечами. – Такая, какая ты есть. Она рассмеялась, но смех этот был похож на рыдание. – Но ведь такая я — здесь. А там? – Ах, так это тебя смущает? Конечно, ты станешь на дюжину лет старше; но какое это имеет для нас значение? Кира усмехнулась; конечно, она думала и об этих двенадцати годах, но главное заключалось вовсе не в них. – Ты не угадал. Дело в том, что там ведь я не буду такой, как сейчас. Он взглянул недоуменно. – Я, наверное, разучился понимать тебя. – Ну, зачем же так мрачно, — сказала Кира, улыбаясь, хотя губы плохо слушались ее. — Налей еще. – Пожалуйста. Поставить музыку? – А ты не привез ничего оттуда? Хоть бы послушать, что и как там исполняют… – Нет, — он развел руками, — собирался наспех. Да ты скоро услышишь все на месте. – Знаешь, — сказала она, — я не полечу, — и выпила вино. – Ты… – Я решила. Так будет лучше. В наступившей тишине жужжание часов казалось оглушительным. Александр взял стакан и медленно водил пальцем по его верхней грани. Раздался печальный, пронзительный звон; стакан запел. Кира повела плечами. – Что же, правильно, — сказал Александр почти беззвучно, глядя мимо нее. — Риск слишком велик. – Не поэтому, — ровным голосом возразила она. – Почему же? – Не знаю… Это не нужно. – Кому? – Никому. Тебе. – Ну, — запальчиво сказал он, — мне лучше знать! – Ты просто не подумал как следует. Со мной тебе не станет легче. Вдвое тяжелее. – С чего бы это? – Очень просто. Ведь там я не смогу жить так, как здесь. – Куда лучше! – Ведь работать всерьез я там не сумею! – Мало ли на свете дел? Главное — оставаться самим собой. Вот я, например. – Нет, и ты тоже не тот. Совсем не тот. – Ага, хуже? – Нет. Но — другой. Да ты и сам знаешь… Ты привез туда открытие. А с чем приеду я? Мои дома не доживут до той эпохи. А начинать сначала в сорок лет — смогу ли я? Будут ли силы? – Ладно! — Александр махнул рукой. Не станем дискутировать. Все решено и чудесно. — Он отвернулся, но не смог сдержаться: — Если бы ты по-настоящему любила… – Молчи! Вот если бы я не любила — тогда я могла бы и не рассуждать об этом. Я ведь не очень честолюбива, и создать что-нибудь настоящее мне хочется в первую очередь не ради себя. Я полетела бы, не колеблясь: как-никак интересно посмотреть, что происходит там, в будущем. Будь ты мне безразличен, я не стала бы бояться, что тебе со мною станет тяжелее. А так оно и будет. Я чувствую, что моя вершина — еще впереди, и не хочу, чтобы нас обоих всю жизнь терзала мысль, что я ее так и не достигла. А там мне до нее не добраться. – Да почему? — взорвался он и вскочил на ноги. — Почему? Как ты не понимаешь, что здесь тебе тоже будет недоставать меня, а там — вдвоем — мы станем вчетверо сильнее? Кира молчала, и со стороны могло показаться, что она анализирует его слова, стремясь поверить им. На самом же деле она просто прислушивалась к голосу логики, и голос этот говорил ей то же, что и раньше. Через минуту она покачала головой: – Такие — вдвоем — мы не станем сильнее. Наоборот… – Чушь. Прости, конечно… — спохватился он и поставил бокал на стол, сильно стукнув донышком. – Не будем спорить, Алька. Прекрасно черпать силы в любви: я — в тебе, ты — во мне. Но сколько этих сил понадобится, чтобы справиться со всем: с тоской о своем деле, своем времени… – Хроностальгия, — проговорил он. – Что? – Так это называется. Болезнь. Тоска по своему времени, по своей эпохе. Но не есть ли это… – Видишь, даже название есть… – Я говорю: не есть ли это всего лишь неизбежная тоска о детстве, посещающая порой каждого? Но разве… – Да, черпать силы в любви. Но, чтобы черпать, надо откуда-то браться этим силам? Я готова отдать тебе все, и если ради тебя надо лететь и погибнуть — я полечу без слов. Но не погибнуть, прилететь, быть с тобой — и ощущать, как с каждым днем будет иссякать то, ради чего все сделано, — это ужасно. Ведь у нас только и есть, что наше дело… – Как оно может иссякнуть? – Что же останется от меня там? Любовь — не только объятия, это знает каждый пятнадцатилетний. Нужная тебе я — это еще и то, что я делаю, что думаю, и — как делаю, как думаю… Но ведь там я буду делать не то, и думать не так, и это уже не буду я, которую ты любишь. Хуже, слабее, неопределеннее… И жить так, ежедневно видеть, как другой нуждается в твоей поддержке, — и не уметь поддержать его — вот что ожидает каждого из нас. Я не хочу убить любовь своими руками. А это значит: у нас нет дополнительного источника сил — общей эпохи; и мы должны остаться каждый в своем времени. |