Книга Крымская война. Соотечественники, страница 28 – Борис Батыршин

— «Де Хевиленд» готов к вылету. От сердца отрываю, у нас их всего два… Покидай во вторую кабину пяток канистр с газойлем, жестянку моторного масла, пару тарелок к «Люське», и лети с богом. Это не «эмка», часов пять в воздухе продержишься запросто. А там сядешь, дозаправишься и дальше. Карты, правда, нет, но ты по компасу дуй на норд-вест, а потом вдоль береговой черты. Если с погодой повезет, можно и до Румынии долететь.

— Сдалась мне эта Румыния! — упрямо мотнул головой мичман. — Я лучше к Херсону, а дальше вдоль Днепра, на Екатеринослав. Степь ровная, где сесть — найду, а там видно будет.

Эссен испытующе посмотрел на мичмана.

— К красным, значит? Ну, дело твое, Жора…

Корнилович пожал плечами, кивнул.

— Вот и ладно. Тогда я в ангар, а ты запускай и лети с Богом. Моториста пришлю, поможет. Говорить больше никому не надо, я сам все объясню.

— Но как же так, Реймонд Федорыч? — Корнилович нервно теребил в руках пилотский шлем. — А с нашими попрощаться? Нехорошо как-то, тишком да тайком…

Эссен похлопал мичмана по плечу.

— Долгие проводы — лишние слезы, Жора. Поймут. Ты хоть собраться успел?

Корнилович кивнул на лежащий у стены ангара вещмешок.

— Негусто у тебя барахла, чтобы начинать новую жизнь. Ну ладно, мичман, удачи! Даст Бог — свидимся…

* * *

«Де Хевиленд» сделал над Качей прощальный круг. Эссен помахал старому другу рукой, и тут глаз зацепился за какую-то несообразность. Лейтенант торопливо извлек из нагрудного кармана френча складной тридцатикратник, поднял к глазам и…

Точно! В обеих кабинах — головы. В задней-то Корнилович, а кто впереди?

— Братец, это ты помогал мичману заводиться?

Пожилой унтер — из здешних, качинских, забытых при эвакуации, — степенно кивнул.

— Так точно вашбродие! Я самый и есть.

— А кто к нему в аппарат сел — видел?

— Как не видеть? Один их энтих, пятнистых. Как вы, вашбродие, ушли, он и подбегает. Побалакал с мичманом, потом бе-е-егом к автомобилю. Мичман мне и говорит — подождем мол, человек со мной полетит, а ты пока масло проверь. А я что, мне сказано проверять — я и проверил.

— И что? — жадно спросил Эссен.

— Масло-то? В порядке, что ему сделается…

— Да не масло, а этот, которого ждали!

— Он, вашбродие, назад прибег. Бегит и тащит на плече баул. Тяжелый — его, болезного, аж перекосило. Я хотел подсобить, а тот ни в какую. Так и корячился, пока не склал в аппарат. Залез, мне рукой машет — «заводи»! Ну, я и завел…

— А потом?

— А что потом? Улетели, и вся недолга! — ответил унтер и кивнул на таящий в туманном мареве «Де Хевиленд».

Повторяется история с Фибихом? Приставил к боку пистолет, заставил взять с собой? Да ну, бред, наверняка Жора взял парня по своей воле. А может, они заранее сговорились? Тоже ерунда, он же сам только что предложил Корниловичу аппарат…

Эссен потянулся к рации, помедлил, опустил руку. В конце концов, кто знает, что в головах у «потомков»? В любом случае, это осознанный выбор — и Виктора и Жоры Корниловича, — а значит, не надо им мешать. А остальные пусть думают, что все идет по плану и «Де Хевиленд» улетел в город. Сказать, конечно, придется — потом, в Севастополе. К тому времени Корнилович будет далеко.

III

Минная стенка

Адашев потянул из кузова носилки. Лежащий на них «Пирс-Эрроу» раненый — изможденный, заросший седоватой щетиной, с длинным, изрытым оспинами лицом, — страдальчески охнул.

— Полегче, братец, не дрова грузишь!

Матросы приняли носилки и бегом понесли к трапу.

— …только представьте, эти мерзавцы посмели вломиться в госпиталь! — возмущался Штакельберг, окруженный юнкерами четвертого взвода. — Требовали морфину, спирту, к Сашеньке приставали, батюшке ее, Фаддею Симеоновичу, доктору, по морде дали. Пенсне разбили, скоты!

Фаддей Симеонович Геллер, худой, как щепка, несуразно длинноногий, одетый слишком легко для ноября — в потертое соломенное канотье и парусиновый дачный пиджачок — сидел в кабине «Пирс-Эрроу» Его пальцы длинные, узловатые, пальцы музыканта или хирурга, сжимали ручку саквояжа. Рядом с пристроилась барышня в бежевом платье и толстой косой, обвивающей прелестную головку. Платье носило следы некоторого беспорядка. Адашев подошел поближе, исподтишка косясь на барышню.

«…счастливчик, однако, Никол! Экую красулю оторвал…»

— …а тут мы! — продолжал Штакельберг. — Подъезжаем, и видим, как двое этих «пролетариев» барышню на крыльцо выволакивают, всю ободранную. Никол «люську» схватил и как даст над головами! Те девушку отпустили и тикать. Я кричу — «Стой, стрелять буду!» а Михеев «люську» на капот пристроил и резанул — всех троих, одной очередью!

— Точно. — подтвердил Адашев. — А еще четверых мы из госпиталя пинками выбили. Мерзавцы разломали шкап с медикаментами и принялись пузырьки откручивать.

— Спиритус вини искали? — деловито спросил юнкер с обшарпанным казачьим карабином.

— Точно так-с! — хихикнул Штакельберг. А он на самом видном месте стоял — здоровенная бутыль с наклейкой: «ЯДЪ» и адамова голова!

— А вы, господа, бутыль, часом, не прихватили? — осведомился другой юнкер, вооруженный редкостным «Винчестером» с рычажным затвором. — Не оставлять же этим мизераблям?

Адашев скромно потупился.

— И что, их тоже в расход? — спросил другой юнкер. Он стоял, опершись на пехотную трехлинейку с прикрученным телескопом; его трубка была аккуратно замотана чистой портянкой и перевязана шнурком.

— Да нет, зачем? — пожал плечами Штакельберг. — По зубам вдарили прикладами и погнали к свинячим чертям.

— А я говорю, надо было их тоже! — сумрачно сказал Михеев, до сих пор не принимавший участия в разговоре. — Они-то Сашеньку не пожалели…

— Как вы можете, так говорить, Николай?

Голос у доктора Геллера оказался высоким и каким-то надтреснутым. Упомянутое пенсне — и верно, без одного стеклышка, — хирург держал в руке и для убедительности им размахивал.

— Вы так молоды, а уже привыкли к жестокости! Саша, душенька, скажи ему! Да, ужасы Гражданской войны делают из многих чудовищ, но надо как-то этому сопротивляться! У вас вся жизнь впереди, как можно прожить ее в ненависти?

Михеев промолчал, лишь глянул на Фаддея Симеоновича исподлобья.

— Господин врач, а как вышло, что вас забыли? — спросил Адашев. — А его превосходительство уверял, что госпиталя давно отправлены..?

Геллер поднял на юнкера глаза — голубые, по-детски яркие. Адашеву сразу сделалось неловко, будто он случайно сказал тому что-то обидное.

— Я телефонировал в канцелярию начальника порта… да. Целых три раза. Обещали прислать грузовик, солдат. Мы ждали, но никто не приехал, а телефон перестал отвечать. Я послал санитара, был у нас один, из малороссов. Фамилия у него забавная такая — Пидпузько… Но он почему-то не вернулся.