Онлайн книга «Муза»
|
Ее отец объявил во всеуслышание, что пришло время фейерверка. – Fuegos artificiales! [57] – выкрикивал он с жутким акцентом. Олив поискала глазами Исаака. Он как раз ускользнул из гостиной. Толпа повалила на заднюю веранду, откуда удобно было наблюдать за фейерверком в саду. От этой толкотни в коридоре у Олив голова пошла кругом. И тут она увидела, что Исаак, двигавшийся в противоположном направлении, вышел через парадную дверь. Ее это совершенно озадачило: зачем бежать из центра Вселенной? Она пошла следом, спотыкаясь на кочках, прочь от огней, в непроглядную тьму февральской ночи. Над ее головой небо было усыпано звездами. Хотя луна стояла высоко, она потеряла его из виду, и быстро наступило отрезвление, но все равно она вышла из ржавых ворот и зашагала по грунтовой дороге в сторону деревни, спотыкаясь о камни и ругая себя за то, что у нее хватило глупости отправиться на каблуках. Чья-то рука зажала ей рот, а другая обвилась вокруг шеи и потащила к обочине. Она начала извиваться и лягаться, но хватка была железная. Она попыталась оторвать ладонь, не дававшую ей дышать, а когда и это не получилось, укусила нападавшего за палец. – Mierda! [58] – вскрикнул мужчина и выпустил ее из своих объятий. – Исаак? Оба тяжело дышали, согнувшись пополам и глазам своим не веря. – Сеньорита… мне показалось, что за мной кто-то идет. – Ну да. Это была я. Господи, боже мой. – Вам больно? – Ничего страшного. А вам? – Пожалуйста, не говорите вашему отцу… Олив растирала шею. – С какой стати? И часто вы так на людей набрасываетесь? – Возвращайтесь на вечеринку. Прошу вас. Он был явно взволнован. – Куда вы идете? – Никуда. – Врете. – Возвращайтесь. Здесь для вас опасно. – Я не боюсь, Исаак. Я хочу помочь. Куда вы идете? В темноте она не могла видеть выражение его лица, но, похоже, он заколебался, и у нее сильнее забилось сердце. – Я иду в церковь, – ответил он. Она рассмеялась. – Покаяться в грехах? – Что-то в этом роде. Она нашарила в темноте его ладонь. – Я с вами. Позже, когда Олив, лежа в постели, вспоминала эти события, она все списала на алкоголь. Позировать было выше ее сил. Она не считала себя достойной моделью и не могла соперничать с матерью. А тут они оказались на равных, она и Исаак. Уже не наблюдающий и наблюдаемая. В темноте она была самой собой, женщиной, которая брала мужчину за руку и уводила куда-то. – Вы, наверно, замерзли, – сказал он, и она поняла, что он тоже довольно пьян. Когда он снял пиджак и накинул ей на плечи, у нее кожа сладко заныла и все тело погрузилось в нирвану от такой заботы и внимания. Через десять минут они достигли церкви Святой Руфины, примыкавшей к главной площади Арасуэло. Площадь обезлюдела, после того как почти все жители перекочевали на холм, чтобы наслаждаться музыкой и «мансанильей», доставленной бочками в качестве подарка хозяину. Олив и Исаак обернулись – начали взрываться фейерверки, в небо взлетали огромные красные, зеленые и оранжевые морские ежи и превращались в каскады. Он с силой приоткрыл дверь и прошмыгнул в церковь. Последовавшая за ним Олив задохнулась от затхлого запаха ладана и оробела. В окно лился лунный свет, падая на скамьи цвета пчелиного воска, на злобных святых в простенках. Он высвободил руку и ушел в сторону нефа. – Исаак… Раздался выстрел, потом еще один и еще. Олив так испугалась, что даже не смогла закричать. Извне по-прежнему долетал треск фейерверка. Она вросла в пол, цепенея от ужаса, и вдруг почувствовала прикосновение. – Нам надо уходить, – сказал Исаак. Он взял ее за руку, и они выбежали из церкви. – Что вы натворили? – прошипела она. – Священника… боже, что вы натворили? Они бежали до самой финки. Олив, скинув туфли и оставшись в чулках, то и дело ранила ноги об острые камни. У ворот они остановились перевести дух. Все еще рвались петарды, и в воздухе стоял серный запах пороха. Олив привалилась к воротам. – Я пособница убийцы? – прошептала она. – О господи, это ведь даже не шутка. Исаак коснулся ее щеки. – За Адриана. – Что вы этим хотите сказать? Он начал ее целовать, обхватив лицо ладонями, перехватывая за талию. В том, как он перебирал ее волосы, как покрывал шею поцелуями, спускаясь до самой груди, где вместе с ее кожей горели изумруды, сквозила гордость. Она доказала ему свою значимость наконец-то. Исаак прошелся пальцами по ожерелью. – Откуда оно у вас? – От друга, – и поцелуем остановила новые вопросы. Она и не подозревала, что ее тело способно на подобные отклики и что она может вдохновлять мужчину на такое. Он снова ее поцеловал, а Олив раскрыла губы и погрузила пальцы в гриву его волос, а ржавые прутья впивались ей в спину. Они целовались, целовались, целовались, все глубже проникая друг в друга, а за ними уже какое-то время наблюдал некто, чей силуэт был очерчен на фоне входной двери, в то время как пожилая дама опять затянула свою жалобную мелодию. IX Олив попробовала сесть, но мозг пробила адская молния. Полость рта превратилась в пустыню, шея – в слиток свинца. Лежа в неразберихе простыней, с протухшими кишками и головой, провонявшей от сигаретного дыма, она ощупала себя. Она лежала голая. О боже, где ее одежда? Она скосила глаз налево. Кто-то аккуратно сложил ее платье на стуле; чулки, с пятнами крови на подошвах, свисали с одного подлокотника, а лисий палантин – с другого. Похоже на охотничий трофей, ночью освежеванный и выпотрошенный. Глаз мертвый, стеклянный, зубы слипшиеся. Она потрогала шею. Изумрудное ожерелье на месте, змея на ключицах. В памяти снова прозвучали выстрелы. Темная церковь, фейерверк, ржавые ворота – это был сон? Столько всего за один день! В отдалении зазвонил телефон. Что, если гражданские гвардейцы уже у дверей и собираются ее увезти? Исаак. Как, спрашивается, она до сих пор жила без этого поцелуя? Сквозь ночную мглу ее приволокли в церковь, где прогремели пистолетные выстрелы, а затем поцеловали. Ради еще одного такого поцелуя она готова была перестать дышать. Она словно расширилась, как будто сокрытую в ней дверцу наконец открыли ключиком и обнаружился петляющий коридор, по которому она побежала. С первой же встречи этот человек захватил ее воображение. И сразу ее чувства разрослись, ее горизонты раздвинулись. Впервые она ощутила себя великаншей. Нервозность по поводу будущего шла рука об руку с влечением к нему столь сильным, что его, пожалуй, не утолил бы даже Исаак, если бы он ею овладел. |