Онлайн книга «Муза»
|
– Какие серьезные темные глаза. И такой бдительный взгляд поверх курносого носика. – Она тронула кистью загрунтованную филенку. – Ваши лица, твое и Исаака, врезались в мою память, как гравюра на дереве. По мере того как Олив уходила от реальной обстановки к собственному видению, она делалась все отрешеннее. И, хотя Терезе путь туда был закрыт, она ощущала себя источником вдохновения. Она с готовностью погрузилась в эту призрачную роль, позволявшую ей исчезнуть и стать той, кого увидит художница. Впервые она чувствовала себя такой невидимой и при этом абсолютно зримой. XVI Гарольд объявился в первую неделю июня, прилетев в Малагу. – Где он? – был его первый вопрос, после того как он припарковал свой «паккард». – Где мой вундеркинд? Женщины стояли на крыльце, заслоняясь руками от солнца. От Гарольда веяло беззаботностью. Он от нее, подумала Тереза, присматриваясь к приближающейся фигуре. Он выглядел удовлетворенным и откормленным, а вот его улыбка была несколько натянутой. Он напоминал человека, который решил оставить порок и вернуться в лоно добродетели. Наверно, купил ей билет до Парижа. Незнакомка с робким немецким акцентом, успевшая немного подзабыться, тут же воскресла в памяти Терезы: ¿Harold, bist du es? Тереза поглядела на Сару, которая казалась сосредоточенной на себе, словно экономила энергию и собирала силы. «Она в курсе?» — подумала Тереза. И сама себе ответила: «Да». – Привет, дорогой, – сказала мужу Сара. – Может, ты забыл, но Исаак здесь не живет. Гарольд, шагнув вперед, запечатлел поцелуи на щеках супруги. – Он для тебя уже Исаак? – И, повернувшись к дочери: – Хорошо выглядишь, Ливви. Я бы даже сказал, бесподобно. Олив улыбнулась: – Спасибо, папочка. Ты тоже. Тереза опустила глаза в надежде, что Гарольд не прочитает ее мысли. – Buenos días, Тереза, – сказал он. Она подняла глаза – у хозяина после путешествия появилась однодневная щетина. А еще на нее повеяло дорожным запахом и, показалось, чужими духами. – Buenos días, seсor. – Не захватите мой чемодан? Она спустилась по ступенькам, ощущая свою погруженность в жизнь Шлоссов с такой головокружительной силой, что у нее перехватило дыхание. Вечером Тереза поджидала брата перед их коттеджем. Тени становились все длиннее, а звуковая стена от пенья цикад все выше. Около семи часов он появился у подножия холма, поразив ее своим усталым видом. Брат приближался к ней, словно придавленный невидимым грузом. – Он вернулся, – сказала она вместо приветствия. Исаак бросил в траву рюкзак, в котором что-то лязгнуло. – Что это? – спросила она. – Увидишь. – Он осел на землю и вытянулся на спине, сцепив руки на затылке. – Должна тебе кое-что сообщить, – начала она, раздосадованная его уклончивостью. – Олив тебе не сказала… она отправила в Париж еще одну картину. Не сердись. Она тоже ушла. Я хотела, чтобы ты об этом узнал от меня, а не от Гарольда. – Исаак кивнул, не меняя позы, и, похлопав по карману пиджака, достал мятую пачку сигарет. – Иса, ты не сердишься? – Нет. – Я ждала другой реакции. – Ты хотела, чтобы я рассердился? Какой в этом смысл? Дело сделано, и я ничуть не удивлен. – Появятся дополнительные деньги на общее дело. – Ну-ну. – Иса. Я знаю, что происходит. Он бросил на нее резкий взгляд. – Ты о чем? – Я знаю, чем вы с ней занимаетесь. Я не о живописи. Она тебя любит. Он закурил со вздохом облегчения. – Ты про Олив. – Ты ее любишь? Исаак сел и затянулся, опершись на колени и глядя вдаль на сьерру. Уже стемнело, и из поросли в низине повылезали летучие мыши. Нагретая за день земля еще отдавала тепло. – Они уедут, – сказал он. – Долго они здесь не продержатся. Их место в городе. В светском салоне. – Сары – да. Может, Гарольда. Но не Олив. – Она сделала из тебя романтика. – Наоборот. Просто я научилась ее понимать. Она тебя не оставит. Куда бы ты ни отправился, она последует за тобой. – С чего ты взяла? – Она утверждает, что без тебя не может рисовать. Он рассмеялся. – В каком-то смысле да. Но даже если она меня любит, это никак не красит нынешнюю ситуацию. – Я не считаю, что она в тебе нуждается. – Этим, Тереза, ты меня не удивила. По словам Гарольда, Исаак Роблес произвел в Париже фурор. На небесном своде галереи Шлосса он засиял Полярной звездой. На следующий день Гарольд, вытянув ноги и попивая «фино», без обиняков рассказывал им в гостиной, что благодаря «Женщинам в пшеничном поле», «Саду» и «Зеленому автопортрету» у него и деловых партнеров наступил ренессанс. – От Дюшама пошел слух, что Пегги собирается покупать произведения искусства. Я всех опередил. Она ждет не дождется твоей парной картины, продолжения «Женщин в пшеничном поле». Она бы хотела увидеть фотографию незавершенной работы, если это возможно. Это возможно, Исаак? Олив проглотила изрядную порцию шерри. – Парной картины? – переспросил Исаак. – Я забегаю вперед? – предположил Гарольд. – Так и скажи. Мы не будем ей посылать фотографию, если ты против. Поступай как считаешь нужным. У тебя великий дар, Иса. Поверь мне. Так и хочется заглянуть в будущее. – Оно будет не таким, каким каждый из нас его представляет. Мистер Шлосс, я кое-что принес для вас. Олив поставила недопитый стакан и привстала со стула, Исаак же полез в рюкзак и достал оттуда пистолет с блестящим стальным дулом. Все хранили молчание, пока он взвешивал его на ладони. – Настоящий? – спросила Сара. – Настоящий, сеньора. – Зачем нам пистолет? – рассмеялся Гарольд. – Ты бы лучше принес мне картину. Олив с явным облегчением снова присела. – Вы умеете стрелять, сеньор? – спросил Исаак. – Умею. Приходилось. – А женщины? – Конечно нет, – ответила Сара. – Почему вы спрашиваете? Все так драматично. Исаак набил землей старый мешок из-под муки и повесил на ветку пробкового дуба в дальнем конце сада. На грубой холстине было написано H A R I N A [62], и они договорились считать подвижным «яблочком» просвет между буквами R и I. Все протопали мимо неработающего фонтана и выстроились в шеренгу в ожидании своей попытки. Атмосфера царила почти карнавальная: бестолково качающийся мешок, вспорхнувшие с дуба птицы в ответ на щелчок взведенного курка. |