Онлайн книга «Поклонение волхвов»
|
В зале уже почти никого нет. На Николая Кирилловича, приплясывая грудью, движется Осипенкова. – Музей! – Берет его за локоть. – Я все помню – музей! Фойе, буфет, мраморная лестница. Осипенкова кивает, здоровается, полуобнимает кого-то на ходу. – Ну, Николя, как вечер? Они поднимаются по лестнице. – Да… – Да-да, все это отмечают… Сворачивают, прорезают толпу детей в грузинских костюмах, подходят к дверям. Над дверью золотятся буквы из пенопласта: «Музей истории Ордена В. И. Ленина завода "Красный дуркор" имени В. И. Ленина». Рядом наклеен вырезанный из пенопласта орден, тоже крашенный бронзовкой. Им открывает старуха в треснутых очках и с седоватыми усиками. Осипенкова подталкивает Николая Кирилловича, знакомит, смеется и исчезает. Начинается экскурсия. В длинном зале зажигается свет. Старуха берет стеклянную указку, Николай Кириллович вытаскивает блокнот. Жалеет, что не успел записать имени и отчества. В глубине фосфоресцирует голова Ленина, выложенная гелиотидом. Стендов немного, они долго топчутся возле каждого. Что-то он помнит еще со школы. Название города произошло от персидских слов «дур» – жемчужина и «кент» – город. Гелиотид долго считали жемчугом, только не морским, а подземным. В отличие от жемчуга, не содержит конхиалина. Дуркентское месторождение является единственным. Да-да, единственным на всей планете. Добывать камень начали с древности, еще раньше самого основания города. – А городу нашему, как вы знаете, тысяча лет… Что вам, товарищ? – Экскурсоводша строго смотрит в конец зала. Возле двери стоит Давлат. – Извините… – Давлат делает пару шагов к ним. – Николай, вас там ищут к телефону. Из Ташкента звонят. Нет, не сказали. Сказали, что из Ташкента. Николай Кириллович извиняется и идет за Давлатом. – Поговорите и приходите снова, – доносится голос экскурсоводши. – Поговорю и приду, – обещает Николай Кириллович уже с лестницы. Пройдя по лабиринтам, добираются до кабинета Осипенковой. Давлат остается за дверью, самой Осипенковой тоже нет, стоит ее огромное кресло. Николая Кирилловича встречает дюймовочка, таскавшая на сцену букеты. – Они вначале в Музтеатр звонили, – протягивает ему трубку, – а там сказали, что вы здесь… – А кто звонит? – Ваша родственница. Николай Кириллович прижимает трубку: – Алло… – Ну наконец-то… – возникает голос Анастасии Дмитриевны. – Полгорода пришлось на ноги поставить! Беда у нас… Всхлипывания. – Алексей Романович? – быстро спрашивает. – Нет, жив… – Молчание, всхлип. – К нам люди приходили… – Какие люди? – Вчера. Вчера вечером. – Я говорю, какие люди? – Если б я сама знала… Трое. Сунули удостоверение какое-то. А если бы дверь взломали? Вы нашу дверь помните… Я впустила. Вошли. Все в одинаковых костюмах, черных. И я, главное, в халате была, и ничего не соображу… – Они представились? – Только удостоверение с калякой, а я без очков. На грабителей непохожи, что у нас грабить, одни стены. Может, думали, у Алексея Романовича что-то спрятано, а, как вы считаете? – Не знаю. – Что ж тут не знать? Ничего у него нет, одни стены, всю жизнь трудился, когда его друзья уже по нескольку гарнитуров себе имели… Зашли, один сразу на кухню, другой по стенке стучать стал. Я говорю: «Это что, обыск? Где у вас бумага на обыск?» А они – молчок, только по стенкам – тук-тук, а один, постарше который, давай в спальню к Алексею Романовичу. Тут я как встала в дверях, а он на меня. Алле… Алле… – Да, я слышу. – Вот. И на меня, говорю. К Алексею Романовичу, значит, собрался. И лицо такое… Я и закричала. Смотрю, сосед в окно заглядывает, собака в подъезде залаяла… И эти, костюмы, бочком, бочком, к двери, а я все кричу, весь дом переполошила. Только это и спасло, ушли. А? Как вам это, а? – А в милицию… – Ночь, конечно, бессонная. Любой шорох, у меня – сердце. Соседи сказали, если что, звонить или по батарее стучать, так я раз пять к батарее бежала, но обошлось. А утром, как все процедуры с Алексеем Романычем сделала, так и пошла в милицию… Вы слышите? – Да. – Захожу, а он там стоит. Прямо в милиции. И на меня своим лицом смотрит. – Кто? – Да тот, вчерашний. Даже костюм черный не переодел. Я – бежать и домой. Стала прежним друзьям Алексея Романыча звонить за советом, потом вас искать. В трубке повисает тишина. – Вы хотите, чтобы я приехал? – Нет, нет, пока не нужно, – быстро и другим тоном говорит Анастасия Дмитриевна. – Сейчас друзья Алексея Романыча подключились, а если вы приедете, то даже не знаю, куда положить. Полы у нас ледяные, первый этаж, на полу спать отменяется. – Я не собирался, но если нужно… – Я сама вначале думала, чтобы вы приехали, а потом головой все обдумала… Да, подождите, главное забыла сказать! После их ухода Алексей Романыч очень стал беспокойный. Просто смотреть страшно. Ну, меня он давно уже не узнает… Бормочет что-то. И вдруг слышу, отчетливо: «Николай». Думаю, погрезилось, он ведь давно уже ничего не выговаривает. И снова: «Николай». Я так и села. «Николай». «Николай». После вчерашнего. Я даже не хотела вас беспокоить, а тут как не побеспокоишь? Других Николаев нет! Они прощаются, Николай Кириллович вешает трубку и выходит из кабинета. – Поговорили? – спрашивает девушка. – Да, спасибо большое. Давлата уже нет. По лестнице спускается экскурсоводша в тапочках: – Идемте скорее, я расскажу вам самое интересное… * * * Город с желтым куполом, 2 апреля 1973 года по старому стилю Удар был нанесен внезапно. Нижний парк был наполовину уничтожен. Чайный павильон лежал в руинах, статуи обуглены, дымятся остатки сосен. Несколько солдатиков расчищают дорогу, один с перевязанной головой. После визита вождя большевиков он ожидал чего-то подобного. Отдал приказ усилить патрулирование в квадрате Е. Приказ, как выяснилось, не был своевременно исполнен. Он идет по бывшей аллее, покашливая от дыма. Чуть позади движется свита, флигель-адъютанты, товарищ военного министра. Сам министр подал час назад в отставку; отставка принята. Сухомлинова тоже нет, взят под стражу, начато следствие. Идут молча, припекает солнце, фуражка служит слабой защитой. Молча обходят рухнувшую ель. |