Онлайн книга «Поклонение волхвов»
– Мистикой попахивает… – Это труба вспоминает о своем членстве в партии. – Нет, – улыбается Николай Кириллович. – Мистика – это когда вера утеряна, это суррогат веры. Попытка заменить ее всякими тайными символами. Прямой вере это не нужно. А каждый человек верит. Хотя бы в то, что он существует. Хотя это самая простая, элементарная вера… Да, слушаю… – А я вот еще верю, – раздается детский голосок ударника Бегмата, – что уже без пятнадцати двенадцать! Оркестранты улыбаются, хмыкают, глядят на Николая Кирилловича. – У вас, Бегмат, неправильная вера, – отодвигает рукав и строго смотрит на часы. – Ересь. Только без двадцати. – Ну так все равно… Когда уже должны были закончить! – Да ладно, Бегемотик, – поворачивается к нему Ринат. – Детишки у тебя, что ли, дома плачут? – Нет, не плачут. Меня с девушкой обещали сегодня познакомить. Музыканты тут же начинают обсуждать эту новость и давать разные практические советы. Бегмат уже лет пять безуспешно пытается жениться. Николай Кириллович стучит палочкой о пульт. – Хорошо… На сегодня достаточно. Завтра как обычно. * * * – Ну что тебе сказать, – ловит его на выходе Зильбер-Караваева. – Оркестр, конечно, не фонтан; Юлик вчера два часа бился, представляю, как ты тут с ними… – А где Юлик? – Отдыхает. – Неда понижает голос. – После этих вчерашних возлияний. Накануне вечером первую партию гостей развлекали в ресторане. – Слушай… – Неда закуривает. – А какой лапочка Бежак! Мы с Юликом просто влюблены. Прелесть старичок, фонтанировал весь вечер. Он правда учился у Веберна? – У Шенберга. – Обалдеть. И сидел здесь, бедный, всю жизнь писал эти колхозные оперы… Бриллиант в пыли. Слушай, а у вас с ним что, какая-то кошка пробежала, да? – Да нет… – Понятно. Вечная проблема «учитель – ученик». – Неда ищет глазами, куда стряхнуть пепел. Оглянувшись, стряхивает в кадку с пальмой. – Что в Питере нового? – Нового? Фигня полная. Юлику снова кислород перекрыли. Моя докторская зависла, тему никак не утвердят. Ленечку Цыбиса турнули из Мариинки. И вообще, – снова понижает голос, – все уезжают… Вот, единственный глоток воздуха – этот фестиваль. Шнитке, Денисов… И все это в такой дыре! Может, и разрешили поэтому. Резервация для современной музыки. Слушай, я побегу, Юлик, наверное, проснулся уже. Нас обещали на какую-то ковровую фабрику повезти, где делают настоящие местные ковры. – Вечером придете? – А что вечером? А, спектакль с твоей музыкой… Слушай, но там же все будет на этом… на таджикском? – На узбекском. «Король Лир». – Да, да, забавно посмотреть, если не слишком устанем. Премьера? – Генеральная. Премьера совпадает с концертами. Лучше сегодня. – Только чтобы послушать твою музыку. Юлик, кстати, под впечатлением от твоего нового опуса. Слушал вчера, как ты кусочек оттуда репетировал. Говорит, очень странная… Ладно, полетела в гостиницу. Не обещаю, но постараемся. * * * «Москвич» резко останавливается, чуть ни сбивая его. – Николай Кириллович! Казадупов. – Что же вы на дорогу не смотрите? Садитесь, подвезу. Николай Кириллович садится, в машине тепло. Вообще, день солнечный. Теплый октябрьский день. – Мне домой. Едут по Ткачихам, с чинар летит листва, ползет по асфальту. На столбах вывешивают флаги. – Ну вы нас удивили с колоколом, удивили, – говорит Казадупов. – Все еще не решили? – Все сейчас силы – на юбилей. Пять объектов должны сдать, стройка день и ночь. Строителей не хватает, уже студентов на два объекта бросили. Вчера чертово колесо в парке попробовали – кабинка чуть не сорвалась, хорошо, без жертв… Да не волнуйтесь, согласуем ваш колокол. А чем-то другим заменить никак нельзя? Ксилофоном каким-нибудь? Понял, понял… Вы бы еще церковных певчих себе попросили. Крутит руль, машина сворачивает на Люксембург. – Ну, – тормозит, – до вечера. – Придете на генеральную? – По должности обязан. Заодно посмотрим, что натворил этот… чудотворец. Николай Кириллович благодарит и поднимается с сиденья. – Не за что… Хорошо, успел затормозить. А то сейчас не до дома бы вас отвозил, а совсем в другое место. Кстати, не слышали об Алексее Романовиче? – А что? – Николай Кириллович, закрывая дверцу, останавливается. – Вчера просто с общими знакомыми из Ташкента разговаривал. Говорят, совсем уже плох. Перестал даже еду принимать. – Да… Позвоню сегодня туда. – Позвоните. – Взгляд Казадупова становится холодным, неподвижным. – От его состояния многое зависит… Ну, до вечера! * * * Ташкент не подавал признаков жизни. Странно, Анастасия Дмитриевна всегда брала трубку. Вышел из кабинки, присел на скамейку. Попытается еще раз, минут через пять. Хорошо, очереди нет. Может, пока попробовать в Питер? Поднимается, снова садится. Забыть про Питер. Питера больше нет. Смотрит на будку с обычным, городским телефоном. Набирает номер, поглядывая в бумажку: – Алло? Алло? А Владимира можно? А, Давид! Не узнал тебя… Такой голос уже взрослый. Что? Специально научился? Чтобы трубку брать? Да, это – это нужно… Ну, как дела, как жизнь? Что? Готовишься к Судному дню? Молодец… А папа далеко? – Ну наконец! – возникает голос Владимира. – Я думал, ты уже всё… растворился в своей музыке. Ну что, дали тебе позвонить в колокол? Что – «откуда знаю»? Все уже знают. Да, вся наша синагога. Шучу, Давлат сказал. Да, заключили с ним перемирие… Что? Спектакль? Да, мне Давлат тоже говорил. Нет, сегодня никак. Завтра Йом-Кипур. Культпоход отменяется… А Жанка там будет? Вы что, расплевались? Нет? Все нормалек? Владимир на несколько секунд исчезает, слышно, как, прикрыв трубку, кричит: «Давид, кончай свои идиотские подслушивания!» – Слушай, – снова появляется в трубке, – насчет Жанки… Женился бы ты на ней, а?.. «Еще женат»? Понятно, не знал. И что, собираешься туда возвращаться? Понятно. Ну вот и взял бы Жанку. Ты извини, что я тебе прямо так, по-заводскому. Я уже давно об этом хотел сказать и как товарищ, и как духовный… Да. Я бы сам на ней снова женился, но мне, понимаешь, ее уже нельзя. Мне сейчас другая нужна, по всем правилам. А ты подумай, хорошо? И сыновья у тебя уже готовые будут. И Жанка тебе, может, еще что-нибудь поднатужится и родит. Еще не старая, тридцать четыре. Раньше у нее в голове ветер дул, а теперь изменилась, и жалко ее. И тебя жалко, приличный человек, а ходит без семьи, как… Идиот! Нет, вы посмотрите на этого идиота! Что ты прячешься, засранец, думаешь, я тебя не вижу?!.. Извини, Николай, это Давидка в шкаф залез, шпиона изображает… |