
Онлайн книга «Ангел-хранитель»
Будто водой холодной окатил. – Лида в Париже, – холодно ответила Вера. – Преподавала в Сорбонне. – Преподавала? А теперь? – Понятия не имею! – резко произнесла она. – В Париже немцы, если ты забыл. – Она… одна? Робость, с которой он спрашивал о Лиде, была для Веры невыносима. Федор – и робость! Невозможное что-то. – Не знаю, говорю же, – раздраженно бросила она. Дверь открылась. – Товарищ комдив, – сказал вошедший в зал военный, – помощь в доставке госпитального оборудования бойцами вашей дивизии оказана. Благодарю. – Не за что, – кивнул Федор. – Познакомьтесь. Фамицкий Семен Борисович, военврач. Ангелова Вера Андреевна. Ты здесь, я понимаю, директор? – Да. – Вера улыбнулась. Все-таки в невероятности совпадений есть своя приятность, и вот она, стоит перед нею. – А с Семеном Борисовичем мы знакомы. Надо же, привелось снова встретиться! – Да. Для войны характерны разнообразные совпадения, – знакомым занудным тоном произнес Фамицкий. – Товарищ комдив, разрешите размещаться? – Размещайтесь, – кивнул Федор. И сообщил Вере: – Фамицкий будет руководить госпиталем. Помоги ему разобраться с помещениями. – С какими помещениями? – не поняла она. – В Ангелово размещается госпиталь, – объяснил Федор. – Дивизия завтра дальше уходит, к Москве. А госпиталь здесь останется. – То есть как здесь?! – воскликнула Вера. – В музее? – Помещение музея передается госпиталю. – Нет, погоди, я не понимаю… – Вера задохнулась от волнения. – Как это передается? А мы куда же? А экспонаты? – Ну, склад же есть, – пожал плечами Федор. – Не до экспонатов сейчас, Вера. – Товарищ комдив, связь налажена! – доложил вошедший ординарец. И Федор пошел к двери, бросив на ходу: – Разбирайтесь тут сами. – В зале палату оборудуем, – не обращая внимания на Верину оторопь и обводя взглядом музейный зал, сказал Фамицкий. И спросил: – Вера Андреевна, а Надя… Она здесь? Голос Фамицкого привел Веру в чувство. Кажется, это вообще является его главным свойством, приводить в чувство, притом мгновенно. Впрочем, неважно. – Позвольте, какую еще палату? – возмутилась она. – Здесь музей! Его никто не закрывал, экспонаты не эвакуированы! Семен Фамицкий – не Федор Кондратьев, на него Верин тон уж точно подействует. – Экспонаты поможем складировать, – невозмутимо ответил он. «Да, всех переменила война», – подумала Вера. – Но… но здесь же ничего нет для госпиталя! – все-таки попробовала возражать она. – Даже кроватей. – Сколотим пока топчаны, – занудливейшим и спокойнейшим тоном произнес он. Вне себя от ярости Вера вылетела из зала. Надю, раскрасневшуюся, только что освободившуюся после разливания кипятка, она едва не сшибла с ног на крыльце. Та ойкнула, схватилась за балясину. – Это черт знает что! – воскликнула Вера. – Ты о чем? – Нас же бросили на произвол судьбы! А мы коллекцию сохранили! И Ольга Ивановна погибла! – Вера задыхалась от возмущения. – И после всего они хотят вместо музея госпиталь здесь устроить!.. – Вера! Как ты можешь? – потрясенно воскликнула Надя. – Ведь немцы в двух шагах! Будут наши раненые. – Госпиталь можно разместить где угодно! – закричала Вера. – В школе, в сельском клубе! А музей уникален! Махнув рукой, она бросилась прочь, оставив сестру в полнейшем изумлении. – Здравствуйте, Надежда Андреевна, – услышала та. Надя перевела взгляд с убегающей Веры на военного, вышедшего из особняка. – Здравствуйте, – не узнавая его, кивнула она. – К сожалению, я… – Фамицкий Семен Борисович, начальник госпиталя. А у вас я здесь бывал еще в годы нэпа. Не помните? – Нет, – покачала головой Надя. И с горячностью произнесла: – Но это не имеет значения! Семен Борисович, что я могу делать? Мне очень хотелось бы помочь, – добавила она почти жалобно. Если бы Надя способна была сейчас думать о чем-либо, кроме помощи госпиталю, она, конечно, заметила бы, каким взглядом он встретил ее умоляющий взгляд. Но на посторонние мысли она была сейчас не способна. – Пойдемте, – сказал Фамицкий. И Надя пошла с ним в особняк. Керосиновая лампа горела тускло, чадила. Петька делал уроки при этом слабом свете, Наталья мыла в лохани посуду. Едва Петька закрыл тетрадь, Авдотья сразу же перестала ворчать, что зря жгут керосин, а достала из-за божницы сложенное треугольником письмо и протянула внуку. – Баб, сколько раз читал уже! – заныл было тот. – Еще прочти, – велела Авдотья. – Небось язык не отвалится. Вздохнув, Петька развернул письмо и стал читать: – Здравствуйте, дорогие мои мамаша Авдотья Петровна, жена Наталья и сынок Петр! Спешу сообщить, что дела наши идут хорошо. Пока сдерживаем фашистскую гадину, а потом погоним прочь в ее логово». – Про себя-то ничего и не пишет сыночек, – покачала головой Авдотья. – Все про войну да про войну. Наталья в сердцах громыхнула мисками в лохани. Ей-то понятно было, почему муж ее отделывается от семьи казенными фразами… И верно она понимала – совсем другие слова были в письме, которое в ту же самую минуту перечитывала у себя в избе Лушка Анисимова. Ей и вслух не надо было произносить Степановы слова – в самом ее нутре они звучали: «Мысли все об тебе, веселушка моя. И во сне сегодня видел, как ты смеешься. А смех у тебя в глазах, будто рыбки в чистой воде». – Смех!.. – с досадой проговорила Лушка. – Прям обхохочешься! Она бросила письмо на стол, но тут же взяла снова, прижала к глазам и заплакала. Было от чего ей плакать, ох было! Из-за слез Лушка не заметила, как прошел по улице мимо ее дома высокий человек в шинели. Да и никто не заметил его в темноте – ни на улице, ни под окнами кондратьевской избы, к которой подошел он и замер… – Гаси лампу, Наталья. – Авдотья поморщилась, будто под чьим-то взглядом. – Нечего керосин жечь. И завеску задерни. Наталья задернула занавеску. Федор отпрянул от окна, прижался к бревнам родного дома, пытаясь унять гулкий стук сердца. Вера стояла у окна в своей комнате. То есть не в своей, а в той комнатушке во флигеле, которая теперь должна была и комнатой ее стать, и директорским кабинетом. Если, конечно, она еще может считать себя директором музея… Она смотрела на крыльцо особняка, освещенное тусклым керосиновым фонарем, который пришлось принести со склада из-за того, что отключено было электричество. Смотрела и ждала. |