Онлайн книга «Ангел-хранитель»
|
– Как вам не стыдно! – воскликнула медсестра. – Он меня, может, отравить хочет! – Белобородов заводился все больше. – Как Горького Алексея Максимовича. – Горький не имеет к вам отношения, – сухо заметил Фамицкий. – За людей нас не считаете?! – взвизгнул Белобородов. – А фамилия ваша как? – Фамицкий. – Имя-отчество? – Семен Борисович. – Так я и знал! – торжествующей заявил тот. – Схема у него! Знаем мы ваши схемы. Такие, как вы, до смерти людей залечивают! Медсестра ахнула. Семен побледнел, но все-таки удержался от того, чтобы дать хаму по морде. – Кто вам это сказал? – зачем-то спросил он. – Газеты читаю, там зря не напишут! Космополит! Разберемся еще, чем вы тут занимаетесь. Не сказав больше ни слова, Фамицкий вышел. Зато Лушка за словом в карман не полезла. И тон, которым она произносила эти слова, был товарищу Белобородову явно привычнее, чем сухая вежливость Фамицкого. – Чего орешь? – подойдя к наглому типу вплотную, процедила Лушка. – Припадочный? Так лечись. – Она обернулась к медсестре: – Пускай плавает, сколько ему влезет. Хоть утопится. – Да у вас тут гнездо вражеское! – завопил Белобородов. Лушка окинула его презрительным взглядом. – Нет ума – считай, калека, – припечатала она. И направилась к двери, не обращая внимания на несущийся ей вслед вопль: – Я на вас управу найду! Когда Лушка вышла из бальнеологии, Фамицкий стоял у двери. По напряженному выражению его лица было понятно, что он старается взять себя в руки. – Зря вы им попускаете, Семен Борисыч, – сказала Лушка. – Таким палец в рот положи – голову откусят. – Откусят, – кивнул он. – Рано или поздно. – А что это он про газеты говорил? – спросила Лушка. – Что там пишут? – А ты не знаешь? – Да у меня дел вон сколько! Когда мне газеты читать? Фамицкий посмотрел на Лушку с интересом. От ее невозмутимости у него даже настроение улучшилось. – А политинформации? – спросил он. – Ходишь же. – Хожу, куда деваться, – пожала плечами Лушка. – А только не слышу, что там говорят. – Слушаешь и не слышишь? – удивился Фамицкий. – Как это можно? – Очень даже просто. В одно ухо влетает… А в другое вылетает… Говоря это, Лушка взяла руку Фамицкого и ею показала на оба свои уха. При этом она смотрела на него самым соблазняющим образом. Что и говорить, к тридцати своим годам она научилась соблазнять более тонко, чем в юности, – Фамицкий не сразу вынул свою руку из Лушкиной руки. – Как это у тебя получается? – недоуменно спросил он. – У меня все получается, – сверкая зелеными глазами, ответила она. – За что ни возьмусь. Не поняли еще? – Понял. – Он вынул наконец свою руку из Лушкиной и сказал: – Вы отличная сестра-хозяйка, Лукерья Алексеевна. А в газетах пишут об агентах мировой закулисы. Их называют «космополиты». – Космо… кто? – Космополиты. Евреи, попросту говоря. – И что, люди верят? – удивилась она. – Еще как. Вы же только что видели. – Этот, что ли? «Я на вас управу найду»! – похоже передразнила она. – Да какие ж это люди? Хамьё. А люди-то не верят небось. – Люди тоже верят, – мгновенно помрачнев, ответил Фамицкий. Глядя, как он идет по аллее к центральному корпусу санатория, Лушка проговорила с досадой: – Такой мужик без толку ходит! Вера подошла к флигелю, в котором жила с Лизой, как раз в ту минуту, когда ее племянница наконец вернулась. – Безобразие! – сказала она. – Я тебя по всему парку ищу – обедать пора. – И ахнула: – Что случилось?! Еще бы не ахнуть было, увидев разорванное Лизино платье, вымазанное грязью лицо и сосновые иголки в волосах. Она и так-то красотой не отличалась, а в таком виде выглядела абсолютной дурнушкой. Даже удивительно, что гармоничные черты Павла Кондратьева и Нади таким блеклым образом повторились в их дочери. – Ничего, – пробормотала Лиза. – Как ничего, когда ты вся изодранная! – восклинула Вера. – А где твои очки? Разбитые очки Лиза достала из кармана. – Прекрасно! – хмыкнула Вера. – Ты представляешь, сколько времени потребуется, чтобы выписать новые? А заказать? Это же целая эпопея! А в школу как ты пойдешь? – Племянница молчала, глядя в землю. – Лиза! Как получилось, что ты в таком виде? – повторила Вера. – Впрочем, догадываюсь. Ольга? Лизино лицо, застыв, сделалось еще некрасивее. Что она могла ответить тете Вере? Что Оля сначала дергала ее за волосы и дразнила, говоря, что общий их брат Петя Кондратьев не может дружить с такой бледной молью, как Лиза, а потом, когда Лиза выкрикнула, что это неправда и Петя с ней дружит, хоть он и взрослый уже, а с Олей как раз и не дружит, потому что Оля злая, злая, – после этих Лизиных слов та просто толкнула ее и убежала. Ну, толкнула, но не обязательно же было при этом зацепиться платьем за ветку и уронить очки, а Лиза именно очки разбила и платье разорвала, потому что она неловкая и никчемная, а Оля ловкая и красивая… – Иди домой, умывайся, – вздохнула Вера. – Читать теперь не сможешь, сама себя наказала. – И когда Лиза ушла во флигель, в сердцах воскликнула: – Распустила Лушка детей, дальше некуда! Лушка между тем, думая о Вере Андреевне Ангеловой, меньше всего имела в виду детей, хоть своих, хоть чужих. Совсем другие у нее были мысли, когда она смотрела, как Вера выходит вечером из санаторского корпуса и садится рядом с Семеном Борисовичем на ступеньки крыльца… Фамицкий, хоть и являлся главврачом, квартиры своей не имел – жил, как и в войну, в главном корпусе в маленькой комнате. А Вера, наверное, задержалась допоздна в директорском кабинете. «Ишь змея! Мужика под себя подбирает!» – вот о чем думала, глядя на них издали, Лушка. Может, если бы она слышала их разговор, то другими были бы ее мысли. – Ты здесь? Я думала, спишь давно, – сказала Вера. – Не спится, – ответил Семен. – Думу думаешь? О чем? – О том, что за однажды совершенное предательство неизбежно приходится расплачиваться. – Это кто однажды совершил предательство? – насторожилась Вера. – Я, кто еще, – пожал плечами он. – Интересно! Каким же образом? – Я не должен был бросать хирургию. Несмотря на синекуру, которую предложил мне Геннадий Петрович Хопёр. Хопёра перебросили в наркомат здравоохранения после войны. Видно, судьба была Вере работать под его началом. Впрочем, не самый плохой вариант, бывают начальники и похуже. |