Книга Ангел-хранитель, страница 59 – Анна Берсенева, Владимир Сотников

Он наклонился, коснулся лбом ее плеча.

– Это все правда? – спросила она. – Не во сне?

– Правда.

Иконы были уже вынуты из ящика и расставлены на консоли в гостиной. Все они были теперь здесь – полный ангеловский иконостас. Кроме Ангела-хранителя, но его Вера не надеялась увидеть.

– Счастье, что мы только что вывозили такие же, – сказал Андрей. – Я смог получить все документы быстро.

– Это точно, что он… именно так умер, как дочь его рассказала? – спросила Вера, отведя наконец взгляд от икон.

– Я не мог проверить, – пожал плечами Андрей. – Но зачем она стала бы меня обманывать? Сказала, что он захлебнулся рвотными массами.

– Что ж, собаке собачья смерть.

– Вера, ну зачем ты так? – укоризненно заметила Лида.

– Вот только меня не уговаривайте ему посочувствовать, – бросила Вера. – Пойдем, Сеня, спать пора.

– А иконы? – спросил Семен.

– Завтра утром отнесем на склад. – Оглянувшись, она еще раз окинула их взглядом и заметила: – Больше-то некуда.

Вера с Семеном ушли к себе в спальню.

– Ты ляжешь, Андрюша? – спросила Лида.

– Устал ведь с дороги, – сказал Федор.

– Я прогуляюсь, – сказал он. – Вы ложитесь, завтра наговоримся. – И, уже выходя из комнаты, спросил по-французски: – Мама, как будет уменьшительное имя от Лукерья?

– Луша, – ответила она. – Уменьшительно-ласкательное.

– Ласкательное?

– Ну да. А зачем тебе?

Андрей не ответил. Когда он вышел, Лида и Федор удивленно переглянулись.

Из-за двери раздалось:

– Кто там?

– Это я, – ответил он, и дверь сразу же распахнулась.

Лукерья стояла на пороге в ночной сорочке и держала кочергу, но не оборонительно, а в опущенной руке.

– Почему вы с кочергой? – спросил Андрей.

– Боюсь теперь дверь открывать.

Она дрожала вся, это было очень заметно.

– Но открыли.

– Вам.

– Но ведь я не назвал себя. Это потому что я… очень потерялся.

– Растерялся, – поправила она.

– Да.

– Темка мой вчера приходил – сказал, вы совсем уехали.

– Я уехал, – кивнул Андрей. – Но вернулся. Потому что… Я не мог понять, зачем уехал от вас. Стало невозможно жить без вас, Луша…

И как только он произнес вот это ее имя – Луша, – все переменилось в нем. Стало легко поднять руку, провести ладонью по ее виску, щеке.

– Это правда – ласкает ваше имя… – сказал он.

Она вскинула руки ему на плечи и обняла так, что и трепет ее, и жар стали его частью. Лучшей частью – так он подумал, пока то, что происходило с ним, еще можно было назвать мыслью.

Все дальнейшее назвать мыслью было уже невозможно, но можно было назвать счастьем. Да оно и было счастьем – поцелуев, и тихих слов, и слов громких, и сплетения, и слияния. Любви!

Она все длилась и длилась, любовь, – и когда страсть сменилась уже только нежностью, а стоны – шепотом.

– Откуда ты такой взялся, а? – Луша приподняла голову, лежащую у Андрея на плече, только для того, чтобы заглянуть ему в глаза. – С Луны?

– Почему с Луны?

Она кивнула вверх:

– Ну, оттуда.

– Я не похож на Маленького принца, – улыбнулся он.

– На кого? – не поняла она.

– Есть такая книга Экзюпери.

– Как же я тебя встретила?..

В ее голосе прозвучало такое недоумение, что Андрей засмеялся:

– Ты встретила меня очень хорошо. Очень ласкательно.

Она засмеялась тоже.

– Когда я увидел тебя первый раз, – сказал Андрей, – мне показалось, что я знал тебя всю жизнь. Я тогда очень удивился этому. А теперь не удивляюсь.

– А я и тогда не удивилась, – ответила она.

Андрей вернулся так рано, что в ангеловском парке еще стояла тишина. Собственно, он и не вернулся, а просто зашел за своими вещами.

Федор стоял на поляне перед флигелем возле привинченного к столбу умывальника.

«Я люблю, я любим, я иду по парку, по которому ходили мои прадеды, и вижу моего отца, он бодр и счастлив. Это счастье и есть. То, которое способно длиться», – подумал Андрей.

Он смутился от таких своих мыслей, а вслух сказал:

– Доброе утро. Что так рано проснулись?

– Лида спит еще, – ответил Федор. – Я тихонько поднялся, чтоб не разбудить. – И добавил: – Хорошо, что ты вернулся.

– Сам от себя не ожидал, – сказал Андрей.

– Чего не ожидаешь, то самое хорошее и есть. – Федор улыбнулся. Андрей впервые видел улыбку на его лице. – Я это только теперь понял. А Лида мне знаешь что сказала? Мол, нашел на нее морок, отдалась гордыне, и от того вся ее жизнь как во сне прошла. Так ли, нет, не знаю. – И, заметив, что Андрей смотрит отрешенным взглядом, сказал: – А ты никак влюбился.

– Почему ты понял? – удивился тот.

– Да по лицу. У меня у самого такое теперь, наверное.

– Вы с мамой останетесь здесь или уедете во Францию? – спросил Андрей.

Это был важный для него вопрос. В том смысле, что ему важно было понять то же самое о себе.

– Ну так разве это от нашего желания зависит? – пожал плечами Федор.

– Мне кажется, сейчас такое время, что да.

– А я, честно сказать, вообще ни о чем пока не думаю. – Федор улыбнулся снова, блаженно, как ребенок. – И в глазах Лида стоит, и в голове она, и… Везде она. Что-то долго спит, – вспомнил он. – Пойду разбужу.

Федор ушел во флигель.

Крик, донесшийся оттуда через мгновение, был так страшен, что никогда в своей жизни Андрею не пришлось больше слышать подобного.

– Пойдем.

Семен коснулся Федорова плеча. Точно так же он мог коснуться дерева или камня. Все давно уже разошлись с кладбища, только родные оставались еще у могилы.

Не дождавшись от Федора ответа, Семен подошел к Андрею. Тот стоял рядом с плачущей Верой и смотрел на отца – на его в три дня ставший совершенно белым затылок.

– Пойдем, – тихо произнес Семен.

– Я побуду с ним, – покачал головой Андрей.

– Ему сейчас никто не нужен.

Андрей понял, что это так, и ужас охватил его при мысли, что это может быть так. Что прежде смерти может случиться с человеком такое, когда ему никто уже не будет нужен.

Семен взял жену под руку, и они пошли по тропинке вдоль родных могил. Надя проводила их ясным взглядом с каменного креста, Лида – с только что поставленного деревянного.