Онлайн книга «Произведение в алом»
- Картинки еще вырезает? Из черной бумаги? - Да, да, совершенно верно, это он. Где его можно найти? Долго и обстоятельно объяснял рабочий, как найти в Старом городе нужное мне ночное кафе, - закончив, он снова взялся за лопату. Больше часа бродил я по развалинам, поминутно спотыкаясь о торчавшие из земли обрывки проволоки, перебирался через глубокие канавы и рытвины, балансируя на шатких, ускользающих из-под ног досках, и едва ли не на четвереньках проползал под поперечными балками, которыми на каждом шагу были перегорожены улицы - вернее, то, что от них осталось. Весь еврейский квартал превратился в одну каменную пустыню - такое впечатление, будто здесь разразилось какое-то страшное землетрясение. Едва переводя от усталости дух, грязный, в разбитых башмаках, выбрался я наконец из этого перекопанного вдоль и поперек строительного лабиринта. Еще пара улиц, и передо мной возникло то самое заведение, которое я так долго искал, - по виду обычный притон, надпись над входом гласила: КАФЕ «ХАОС» Пустынная крошечная зальца, в которой едва хватало места для нескольких теснившихся вдоль стен столиков. В середине на старом бильярде о трех ногах похрапывал кельнер. В углу, взгромоздив перед собой корзину с овощами, клевала носом над стаканом caj [126] базарная торговка. Кельнер соблаговолил наконец продрать глаза - встав со своего колченогого ложа, он спросил, что мне угодно. Насмешливый взгляд, которым он с лакейской наглостью исследовал мою фигуру с головы до ног, был достаточно красноречив: только сейчас до меня дошло, каким оборванцем я выгляжу. Но то, что я увидел в висящем на противоположной стене зеркале, превзошло мои самые смелые ожидания: на меня смотрело чужое, совершенно незнакомое, изборожденное морщинами лицо, мертвенную бледность которого не мог скрыть даже толстый слой серой строительной пыли, жуткое впечатление довершала всклокоченная борода и длинные спутанные волосы. - Как бы мне увидеть Яромира... Того глухонемого парня, который вырезает у вас силуэты, - спросил я и заказал черный кофе. - А я почем знаю. Сегодня он и вовсе не заявлялся, а где шляется этот малохо-о-ольный, я понятнее не имею, - преодолевая мучительную зевоту, сообщил кельнер. Нацедив мне в чашку какого-то едва теплого суррогатного пойла, он снова улегся на бильярд и захрапел с удвоенной силой. Сняв со стены «Прагер тагблатт», я попытался скоротать время за чтением. Буквы, словно букашки, разбегались по страницам, и я не понимал ни единого слова из того, что читал. Шли часы, и вот уже окна окрасились в подозрительно темный синий цвет - странный оптический эффект, знакомый всем завсегдатаям ночных кафе с газовым освещением как верный предвестник наступающего утра. То и дело заявлялись угрюмые шуцманы с зеленовато отсвечивающими петушиными перьями на касках - окинув заведение бдительным взглядом, они величественно шествовали дальше, бесцеремонно нарушая нежную предрассветную тишину грохотом своих тяжелых кованых сапог. Потом заглянули трое солдат с воспаленными глазами - явно после бессонной, проведенной на посту ночи. Похмельный дворник заказал рюмку шнапса. И вот наконец он... Яромир!.. Парень так изменился, что я его вначале даже не узнал: глаза потухли, передние зубы выпали, волосы сильно поредели, а за ушами появились большие проплешины. Радостный, что вновь, после стольких месяцев, вижу знакомое лицо, я вскочил и, подойдя к глухонемому, пожал ему руку. Mнe сразу бросилось в глаза чрезвычайно странное поведение калеки: казалось, он чего-то боялся - все время поглядывал на дверь, беспокойно озирался... Всеми возможными жестами я пытался его ободрить и выразить ту радость, которую испытывал от встречи с ним. Однако, судя по настороженной улыбке, по-прежнему не сходившей с его осунувшегося и постаревшего лица, Яромир мне не верил. И какие бы вопросы я ему ни задавал, глухонемой лишь беспомощно разводил руками, давая понять, что не понимает меня. Как же мне найти с ним общий язык? Эврика! Я попросил у кельнера карандаш и нарисовал на салфетке лица Звака, Фрисландера и Прокопа... - Что? Их нет сейчас в Праге? Отчаянно махая руками, Яромир словно пытался высвободиться из пут, потом многозначительно потер большим и указательным пальцами, как будто пересчитывал банкноты, и вот уже его пальцы бодро шагали по поверхности стола, в заключение он, легонько шлепнув по тыльной стороне своей раскрытой ладони, проводил взглядом улетающего вдаль невидимого мотылька... Я понял: оказавшись на мели, неразлучная троица долго пыталась выпутаться из безвыходного положения, и тут на них, как дар небес, свалились деньги Харузека - на радостях сколотив что-то вроде коммерческого общества на паях, они пополнили ряды странствующей труппы новыми деревянными актерами, произведенными на свет божий умелыми руками Фрисландера, прикупили кой-какой реквизит и с большим праздничным гала-представлением из жизни марионеток пустились куда глаза глядят... - А Гиллель? Где он сейчас? Я нарисовал архивариуса, дом и рядом поставил жирный вопросительный знак. И хотя знака вопроса Яромир не понял, так как не умел читать, тем не менее сообразил, что меня интересует, - взял спичку, сделал вид, что подбросил ее в воздух, поймал, а потом жестом фокусника раскрыл ладонь, на которой ничего не было... Что означала сия престранная пантомима? Неужели Гиллель тоже уехал? Я нарисовал еврейскую ратушу. Глухонемой решительно мотнул головой. - Стало быть, Гиллеля там уже нет? То же движение головой. - Где же он? Яромир повторил пантомиму со спичкой. - Никак сказать желает, что пан исчез, - вмешался в раз говор оживший после шнапса дворник, который все это время с интересом следил за нами, и, довольный собственной сообразительностью, добавил назидательным тоном: - И теперя них-то, ни одна живая душа, не могёт, стал быть, знать, куды он делся... Мое сердце судорожно сжалось: Гиллель пропал! Теперь я один на всем белом свете... Все поплыло у меня перед глазами. - А Мириам? Моя рука так сильно дрожала, что я долго не мог нарисовать портрета девушки. Вновь последовал фокус со спичкой. - Тоже бесследно исчезла? Очевидно поняв мой вопрос, глухонемой кивнул. Громко стеная, я вскочил и в отчаянии стал метаться по крошечной зале; трое солдат недоуменно переглянулись. Пытаясь меня успокоить, Яромир всем своим видом давал понять, что ему известно кое-что еще: склонив голову на руки, он явно изображал спящего. |